я даже не знала о его присутствии, пока не обернусь. С одной стороны, это было приятно, с другой, как-то напрягало.

Наконец, Дмитрий пригласил меня как-то вечером на свидание, хотя назвал это иначе.

– Приглашаю тебя вечером на смотровую палубу, полагаю, её ты ещё не видела, – подошёл он как-то в наш отсек, где мы с Настей собирали урожай моркови.

Возможно, время было не самое удачное, так как я стояла по колено в воде в защитном комбинезоне и перчатках, закрыв лицо очками, чтобы свет не слепил, но это был прогресс.

– Вот как я могла забыть, что мне нужно выйти! – всплеснула руками подруга, пометалась по помещению, так как спрятаться тут было негде, – туда, – ткнула она пальцем на входную дверь и удалилась.

Хотелось закатить глаза от этой бестолковой игры в непосредственность, но с Настей ничего было нельзя сделать, она такая.

Первый вообще, кажется, не обратил никакого внимания на общий идиотизм ситуации и всё так же спокойно ждал моего ответа.

– Почему бы и нет, – пожала я плечами, – всякий новый уголок для осмотра прелестен, – чуточку сыронизировала я, но Дима только кивнул.

Так что вечером я была на этой самой палубе в платье, так как Настя наотрез отказалась выпускать меня в чём-то другом.

Там меня ждал накрытый ужином столик и капитан, одетый в белую рубашку и брюки, а не в привычный комбез.

Так у нас случилось первое полноценное свидание, замаскированное для вида под осмотр невиданной мной палубы.

Думаю, вся команда уже до меня знала о готовящемся событии. Как это можно утаить в таком маленьком коллективе?

Мы смотрели на звёзды, говорили о мелочах, а в конце вечера целовались под ними, и было как-то тихо и хорошо.

– А как ты стал пилотом? Семейное дело? – спросила то, что давно хотелось узнать.

Первый выглядел всегда таким спокойным и надёжным, будто всегда был готов к любой миссии и это у него в крови.

– Вовсе нет. Мой отец профессор в Объединённом университете Земли, преподаёт физику, а мама художница.

– Ого, может, я о ней слышала?

– Вряд ли, она не выставляется, всё ждёт совершенства своих творений, – покачал он головой с мягкой улыбкой.

– Так как же тебя занесло в эту профессию?

– Я любил в детстве смотреть на звёзды, смотреть интервью с исследователями дальнего и ближнего космоса, зачитывался историями о нём. В целом я был немного одержим, хотя никто в семье у нас не связан с ним. Я первый покоритель вселенной.

Никаких тебе истерик, бурь и страстей! Только любовь к космосу.

Будто для меня Вселенная нашла идеального мужчину, что не раздражал, не болтал много и не делал из всего трагедии.

Мы летели теперь лишь на предполагаемое существование подходящей для исследования планеты, что рассчитали наши учёные. Есть там такая планета или нет, предстояло только узнать. Хуже было то, что до неё ещё добраться надо. Расстояния были гигантскими даже для наших супердвигателей.

– Надо радоваться, что не двести лет добираться, а только месяца три, ну, может, чуточку больше, – говорил второй пилот Насте, что как-то за ужином посетовала на долгий перелёт. – Первые исследователи не доживали до прилёта, а исследования проводили уже их потомки!

– Да, вот это было реально обидно! – поддержал Костя. – Потратить жизнь на сидение в корабле, чтобы так и не увидеть цель своего назначения.

– Если бы не эти люди, у нас бы не было других заселённых планет, кроме Земли, – сказал капитан, и все замолчали, будто задумавшись над этой мыслью.

Я-то точно считала, что для человечества без этих исследователей наступила бы «крышка», так как они помогли расселиться слишком большому количеству народов на Земле. Искренне считаю, что закончилось бы всё плохо, без этих новых территорий. Случились бы или массовый голод, или глобальная война, или пандемия, что-то бы точно подкосило человечество, что стояло на грани вымирания.

Было несколько грустно жить без возможности выхода из корабля на воздух, но это время мы с Настей проводили в обучении.

То Костя, то капитан, то техники, водили нас по кораблю и показывали, какие тут есть системы, как их можно запустить или починить что-то несложное.

Мы очень старались вникнуть, хоть нам и было сложно, особенно механика. На этом корабле её оказалось достаточно много, чего я никак не ожидала в наш прогрессивный век.

– Экипаж должен сам всё чинить, – усмехался Белов, – электроника хорошо, микросхемы тоже неплохо, но кто их будет восстанавливать в случае чего? Всё на свете не предусмотришь! А тут мы предоставлены сами себе, никто не прилетит нас спасать, так что многое взято из основательного и надёжного прошлого, но в современном исполнении!

Анатолий просто «непроходимый» оптимист, из тех, кто считает, что если и упадёт лицом в грязь, то исключительно в лечебную.

Так и проходили наши дни, пока однажды не произошло то, что изменило весь дальнейший полёт, да и нашу жизнь, если задуматься.

Был очередной день нашего долгого полёта. Время близилось к обеду, так что я осталась в гидропонике одна. Настя убежала уже к Косте, чтобы пригласить его на обед.

Я же задумчиво осматривала свои владения на предмет того, каким бы исследованием себя занять, пока долетим до нужной планеты.

В какой-то момент пространство будто изменилось. У меня страшно сдавило виски, к горлу подкатила тошнота, всё тело будто пыталось смять в невидимом прессе. Из носа потекла кровь. Мне было так плохо, что я упала на стол, не имея сил подняться. Если так выглядит смерть, то она просто ужасна!

Врачи ведь давали мне намного больше времени, так отчего же я умираю сейчас? Может, мне нельзя было улетать в космос? Но подумала я об этом только сейчас.

Очередная волна давления на мою бедную голову, зрение помутилось, и я потеряла сознание. Видимо, это к лучшему, так как выносить эти ощущения было просто невозможно.

Глава 20. Червоточина

В себя приходила с ощущениями не лучше прежних. В голове что-то пыталось лопнуть, если верить ощущениям. Эта натянутая струна в черепе пугала до слёз. Глаза было открывать откровенно страшно.

Что такое со мной случилось, что едва богу душу не отдала?

В ушах стоял противный звон, сквозь который я слышала биение собственного пульса, он будто отдавался эхом в моей голове, вызывая содрогание той самой иллюзорной нити.

Одна умная мысль всё же