Скинув на ходу с себя платье и нижнее бельё, я пошла прямиком в ванную комнату. Включила воду и залезла в ванну. Горячие капли воды обжигали мою светлую нежную кожу, но я не чувствовала боли или неудобства. Мне было всё равно. Подставила лицо под струи и прикрыла глаза. Как же больно. Словно тысячу ножей воткнули мне в сердце и провернули там. Моя лучшая подруга и мой любимый… Они предали меня. А ведь были самыми близкими для меня. Ради Никиты я ругалась с отцом и была готова от него отказаться, только чтобы быть рядом с любимым. И как давно они вместе? Они врали мне, притворяясь просто друзьями. И как можно быть настолько глупой, чтобы не увидеть, что вокруг происходит?!

Выйдя из ванны и накинув на себя халат, я встала перед зеркалом около раковины и посмотрела на себя. Глаза были опухшие от слёз и красные, на лице всё ещё оставались следы от туши. И тут в моей голове что-то щёлкнуло. Я решилась на то, о чём раньше никогда не могла бы и подумать. Развернулась и вышла из ванной и пошла на кухню. Достала бутылку водки, которая стояла в холодильнике, а из аптечки взяла успокоительные, которые принимала моя мать. Ей доктор их выписал после развода с отцом, и она их до сих пор глотает.

Дрожащей рукой я собрала горсть таблеток, кинула их в рот и запила горючей жидкостью, которая мгновенно обожгла моё горло, и я закашлялась. Боже, что я творю! Но другого выхода я не видела. Я не хотела жить без моей любви, той любви, которую я отдавала Нику, а он просто её растоптал, как ненужную букашку. Он был смыслом, ради которого я вставала по утрам и надевала на лицо парадную улыбку. А теперь у меня не осталось ничего. Отец будет мне постоянно твердить: «Я же говорил, дочь, а ты меня не слушала». А я не хочу слушать эти слова и чувствовать себя виноватой.

Внутри от выпитого пронеслась теплота и тело обмякло. Я села на стул за кухонный стол и оперлась головой о кирпичную дизайнерскую стену. Прикрыла глаза, а там снова вспыхнули картинки увиденного. В ушах взорвались стоны Лизы, и сердце забилось опять быстро-быстро, что стало трудно дышать, и я провалилась во тьму.

Ася

Где-то далеко-далеко я слышала рыдания матери, тревожный голос отца и множество чужих голосов. Они о чём-то говорили, постоянно называя моё имя, чувствовала, что мне в руку тычут чем-то острым, но я не хотела открывать глаза. Мне было хорошо там, в темноте. Там было так спокойно, я ничего не чувствовала кроме безразличия. Я бродила во тьме между непонятными зданиями, иногда появлялась в знакомых мне местах, но там не было людей. Там была только я. Словно весь мир исчез, оставляя меня в одиночестве. Там не было Никиты и Лизы, и меня это не волновало, хотя я помнила, что произошло накануне. Меня постоянно звала мама, но я не возвращалась к ней. Не хотела вновь очутиться в этом мире, где мне всё осточертело. Не хотела вновь увидеть глаза Артура и других моих знакомых, которые бы с жалостью на меня смотрели. Я была где-то, но отчётливо слышала, что говорили снаружи, в моём мире.

– Аглая Дмитриевна, – вновь я услышала этот мужской голос. Он принадлежал моему врачу, так называла его мать. – У меня есть кое-какие новости для вас.

– Какие? – взволнованный голос матери заставил меня прислушаться к этому разговору.

– Ваша дочь беременна.

– Что? – повисла тишина. О ком он говорил? Ваша дочь… Подождите, так это я… Я беременна? Нет, этого не может быть. Как? Я беременна от Никиты?

– Срок совсем небольшой, и я боюсь, что вашей дочери нужно проколоть одни препараты. Но они могут привести к выкидышу… – доктор не успел договорить, что хотел, как мать его перебила.

– Хорошо. Доктор, я хочу, чтобы вы избавили нас от этого ребёнка и чтобы никто об этом никогда не узнал. Ни мой муж, ни дочь, никто.

– Но это же преступление! Нет, я не могу этого сделать, – начал отнекиваться тот.

– Доктор, – голос матери стал требовательным, и уже кажется, что трагические нотки исчезли. – Я плачу вам столько, что вы должны безоговорочно выполнять мои требования, и ни о чём не спрашивать. А иначе я сделаю так, что вы вылетите с волчьим билетом отсюда. Тем более это ещё не ребёнок, а непонятный зародыш, и моей дочери он не нужен.

– Хорошо, я всё сделаю.

И тут произошло то, что я так не хотела, всё это время пропадая во тьме. Я впервые захотела открыть глаза и выкрикнуть: «НЕТ! Я НИ ЗА ЧТО НЕ ПОЗВОЛЮ ЭТОГО СДЕЛАТЬ!»

Но моё тело меня не слушалось. Как бы я не старалась открыть глаза, у меня ничего не выходило. Я будто стучалась в несуществующую дверь. Мама, что же ты творишь? Я же никогда тебе этого не прощу! И я почувствовала, что в руку опять что-то укололи, и по телу пронёсся жар, от которого я вновь уснула.

На этот раз меня разбудил пикающий звук, и я с трудом, но всё-таки открыла глаза. Поморщилась от яркого, ослепляющего света. В палате никого не было. Перевела взгляд на капельницу, подключённую к моей руке, и аккуратно выдернула иглу из катетера, перекрывая систему. Медленно и очень осторожно поднялась на кровати. Голова сразу же закружилась, и я глубоко задышала. Безумно хотелось в туалет. Встав босыми ногами на холодный линолеум, я пошагала в ванную комнату, которая находилась в моей палате.

Сходила в туалет и подошла к мраморной раковине. Даже и думать не буду, кто меня запихнул в эту элитную больничку, которая больше была похожа на дорогой пансионат. Открыв кран холодной воды, я ополоснула своё лицо и посмотрела на себя в зеркало. Лицо осунулось, под глазами мешки с чёрными кругами, губы пересохли и потрескались, а кожа бледно-мраморная, даже кажется, что она практически просвечивает. Да, я похожа на ходячий труп. Жалко, что живой.

Хлопок двери палаты вернул меня в мир, и я услышала движение в сторону ванной, где сейчас стояла. Тихий стук.

– Ася, дочка, это папа. Можно войти? – не отвечая ему ничего, я открыла дверь и, будто не замечая его, прошла к кровати. Голова была тяжёлая, но болей не было. Чувствовалась какая-то пустота в районе желудка и небольшая тянущая, неприятная боль в районе низа живота. В голову ударили воспоминания разговора матери и доктора:

«– Срок совсем небольшой, и я боюсь, что вашей дочери нужно проколоть одни препараты. Но они могут привести к выкидышу… – доктор не успел договорить, что хотел, как мать его перебила.

– Хорошо. Доктор, я хочу, чтобы вы избавили нас от этого ребёнка и чтобы никто об этом никогда не узнал. Ни мой муж, ни дочь, никто.

– Но это же преступление! Нет, я не могу этого сделать, – начал отнекиваться тот.

– Доктор, – голос матери стал требовательным, и уже кажется, что трагические нотки исчезли. – Я плачу вам столько, что вы должны безоговорочно выполнять мои требования, и ни о чём не спрашивать. А иначе я сделаю так, что вы вылетите с волчьим билетом отсюда. Тем более это ещё не ребёнок, а непонятный зародыш, и моей дочери он не нужен.

– Хорошо, я всё сделаю».