Так, однажды мальчик, сын пастуха, заблудился в лесу и увидел прекрасную девушку. Она утешила его, вытерла ему слёзы, вывела на дорогу и сказала, что он не должен никому про неё рассказывать, но может, если хочет, прийти ещё. Он пришёл, потом ещё и ещё… Наконец девушка сказала, что должна покинуть это место, но она обязательно вернётся, когда мальчик превратится в юношу. И на прощанье подарила ему несколько камней, отливающих удивительным блеском.

Памятник Гансу фон Загану у входа в ратушу Кнайпхофа, 1925 год

Когда мальчик вернулся домой, он увидел, что камни потускнели и превратились в золотые бруски.

Через несколько лет мальчик повзрослел. Подаренное золото он истратил на наряды и выпивку, а сам превратился в ужасного волокиту. Очередную свою знакомую он как-то привёл на то место, где когда-то встречался с таинственной красавицей. Белая Дама, увидев, как юноша обихаживает девицу там, где должен был трепетно дожидаться её, Белой Дамы, возвращения, не стерпела. Девушке она дала пощёчину — чтоб та не таскалась в лес с молодыми людьми (и до самой смерти у несчастной на щеке оставался отпечаток ладони), парня — уморила, а в течение года извела и всех до единого мужчин его рода.

Верили в Кёнигсберге и в вигтов — домашних духов типа наших домовых. Вигты умеют трудиться не покладая рук, но под настроение могут и пошалить: стянуть со спящего одеяло, пощекотать холодными пальцами чью-то пятку, смешать в сахарнице соль с перцем, выпустить из свинарника свиней и т. д. Чтобы они поменьше шалили, их надо задабривать: ставить им в укромный уголок блюдечко с молоком, класть ношеную, но чистую одежду.

(Надо сказать, многие немки неукоснительно исполняли этот обычай даже в XX веке. Что, в принципе, приносило определённую пользу: в сельской местности выставленное в сад молоко с благодарностью выпивали ежи — и ловили потом мышей и змеюк с удвоенным рвением. А в городе — перепадало кошкам.)

…Охотно поселялись сказания и в старых кирхах. Так, в Замковой кирхе по потолку «блуждал» силуэт виноградной грозди. В Замковой слободе приезжим с гордостью показывали источник, просачивающийся из щели в камне, к которому якобы давным-давно собака (дог) привела умирающего от жажды рыцаря.

В Кафедральном соборе при ремонте, когда восстанавливали кладку, кое-где застыли потёки раствора — такие твёрдые, что каменщик мог по ним подниматься. Со стороны казалось, что он спокойно идёт вверх по отвесной стене. Это зрелище производило сильное впечатление на непосвящённых.

Кроме того, жители города верили, что по подземному ходу (который действительно существовал) в собор периодически наведывается чёрт. А иногда в соборе появлялся призрак. Дело в том, что некий канцлер Кошпот однажды обвинил в краже перстня своего верного слугу. Тот отпирался как мог, а потом, видя, что никто не внемлет его доводам, покончил жизнь самоубийством. А через некоторое время служанка, потрошившая индюка (их было много на подворье Кошпота), нашла у него в желудке злополучный перстень. С тех пор призрак погибшего слуги появлялся в соборе всякий раз, когда в городе кого-то обвиняли облыжно.

Район Штайндамм. На дальнем плане — Штайндаммская кирха

…В Штайндаммской кирхе во время богослужения странным образом появлялся олень. С оленем — точнее, с его рогами, связана ещё одна история в духе барона Мюнхгаузена: князь Дессау, владелец имения в Норкитене (ныне посёлок Междуречье, Черняховского района), однажды курил трубку, высунувшись в окно Кёнигсбергского замка. Мимо шёл мельник, которому князь давно уже задолжал за работу. Мельник напомнил о долге — князь ответил ему грубо. Дескать, не платил и платить не собирается.

Тогда мельник, по совместительству — колдун (слуги дьявола частенько обретаются на чёртовых мельницах), пробормотал заклинание… И на лбу у князя выросли роскошные ветвистые рога. Он даже вылезти не мог — они в оконный проём не вмещались. Пришлось испуганному князю-таки раскошелиться. А мельник расколдовывать не торопился, и народ бегал смотреть на торчащего из окна рогоносца в ба-альшом изумлении.

В Альтштадтской кирхе произошла мистическая подмена: в склеп торжественно было внесено тело усопшего Андреаса Осиандера, а потом — при вскрытии склепа — обнаружился в гробу мёртвый Михель Балтазар, которого считали колдуном и чернокнижником (по крайней мере, именно так его описывал Гофман).

При постройке Альтроссгартенской кирхи на фасаде неизвестно откуда «вылезли» три кирпича. Всё было рассчитано точно, каменщики работали с хвалёной немецкой педантичностью, а кирпичи — «образовались». На Альтроссгертер Кирхенштрассе (ныне улица Нерчинская) находился источник целебной воды. Он принадлежал вдове Доротее Гнадковиус, и, когда ею овладевал демон жадности и она начинала брать деньги за воду, источник иссякал.

…В Крестовых воротах иногда со страшным грохотом сами собой подпрыгивали запертые на засов створки. Работники Топорного склада на Лааке (район спорткомплекса «Юность») с гордостью показывали топор, воткнувшийся почти в потолок: его в гневе подбросил плотник, которого обсчитали в зарплате.

…Кровавый суд по особо тяжким преступлениям был связан с легендой о Железной Деве с двумя мечами в руках. Будто бы некогда по приговору суда невинная дева была утоплена в Кошачьем ручье, но вернулась с того света в проржавевших доспехах.

С Кошачьим подъёмом было связано сказание о двух кошках, которые по ночам катались по Прегелю в пивоваренном котле как в лодке. Днём кошки оборачивались женщинами. Эти ведьмы наняли себе мальчугана, который им прислуживал всячески, в том числе и в постели: ведьмы, как известно, отличаются страстью к постельным утехам и игрищам. Этот мальчуган, в конце концов, их и сварил. Прямо в котле, когда они были в своей кошачьей ипостаси.

Надо сказать, с кошками в средневековом Кёнигсберге особо не церемонились. Существовало жуткое поверье: если на протяжении четырёх суток заживо поджаривать кошек, насаживая их на вертел, при полной луне (потребуется кошек пятьдесят) — в итоге появится главный кот по прозвищу Большие Уши (чёрный, ростом с овчарку, на груди у него белое пятно, спина выгнута дугой, а усы — полметра в размахе — стоят торчком) и выполнит любое желание мучителя. Вплоть до «подарка» в девять дополнительных жизней.

Правда, кошек спасало от тотального уничтожения одно обстоятельство: осуществить taghairm (так называлось зловещее заклинание) бесшумно было невозможно. А хор кошачьих голосов неминуемо привлёк бы внимание инквизиции, у которой тоже имелись Большие Уши (и отнюдь не кошачьи). Так что мучитель, скорее всего, закончил бы на костре все свои приобретённые жизни.