А некоторые, особо сердобольные, граждане в заборах своих усадеб даже специальные окошечки делают — с полочкой, на которую для проходящих мимо кружку молока ставят, накрытую ломтём хлеба, или варёные яйца кладут. Ну… кто чем богат. Бывает, прохожих в дом отобедать приглашают, говоря при этом: «Человек брюхом много не утащит».

Так что народ здесь вполне адекватен: не делай ему зла, и он к тебе по-доброму отнесётся, хм… в большинстве своём. А кто злое замыслил, тот пусть потом не плачет. И такая психология, признаюсь, мне нравится, ведь милосердие и гуманизм по отношению к некоторым гражданам умерли в моей душе ещё в конце восьмидесятых годов двадцатого века. Вот было ли жалко убитых сегодня? Да ни капельки! И угрызения совести меня совершенно не мучают, они сами выбрали свою дорогу и шли по ней не сомневаясь. На это с полной определённостью указывали их действия, их лица, их взгляды. Сложись обстоятельства по-другому — они бы нас не пожалели.

Перед отъездом ещё раз, уже более подробно, порасспросил шамана о его пребывании в шайке. Следил за повествованием и подсознательно ожидал, что он, как тот чукча из анекдотов конца двадцатого века, вставит в какое-нибудь предложение слово «однако». Ха, не дождался. Внимательно за ним наблюдая, поймал себя на мысли: чем-то он мне напоминает старика Хоттабыча из старого детского фильма. Не пойму чем, лица совершенно разные. Может, куцей белой бородёнкой?

После беседы объявил ему о предстоящей поездке с нами в город, «для разбирательства деталей нападения на дворянина». Это я так официально загнул, чтоб на корню пресечь любые возражения с его стороны, руку при этом на эфес сабли положил и физиономию постарался пострашнее изобразить. Думал, отбрыкиваться начнёт, нет — покорно согласился: мол, надо так надо.

Возвращались домой быстро, периодически переводя коней в галоп. Василий с шаманом за спиной ехал первым, я — следом. За дедулей лучше приглядывать — мало ли что случится, свалится вдруг ненароком или сбежать попробует. Всю дорогу до небольшого привала, в двух верстах от Красноярска, мы старались выбирать тропинки подальше от людных мест и внимательно смотрели по сторонам. Слава богу, ни одной живой души так и не встретили. Что ж, дальше поедем спокойно и не таясь.

Пока давали коням роздых, казачок за лёгким перекусом решил высказать свое восхищение по поводу моей стрельбы. Глядя в его сверкающие от боевого задора глаза, не знал, плакать мне или смеяться. Не, ну ёлы-палы! Видел же, оболтус, как я всё лето изо дня в день в мишенях дырки делаю, причём часто из двух револьверов одновременно, и на тебе — только сейчас до него дошло, что всего один хороший стрелок может в считаные секунды кучу народа положить. У-у-у, мама мия, как представлю, сколько мне ещё предстоит знаний и навыков вдолбить в эту лохматую казачью голову, да так, чтоб они в ней остались, прям страшно становится за свою нервную систему.

До усадьбы добрались без происшествий. Сразу же отвёл Хоттабыча к себе в комнату, а сам пошёл о стычке с варнаками Софе докладывать. Рассказал ей в общих чертах, в какую бяку я опять умудрился вляпаться, потом минут двадцать мы думали, как из неё выкарабкиваться, и постановили: пора трясти Кузьму Тихого — последнего известного нам человечка «хозяина». Больше нет смысла откладывать эту познавательную беседу. А там, глядишь, и в Канск мне придётся съездить, для «разговора» с бандитствующим начальством.

За привезённого шамана взялись через час. Похоже, как я его привёл и посадил на стул, так он с него и не вставал. Сидит такой бородатый столбик с глазами и даже моргать боится. Старшая сперва поздоровалась, затем минуту молча к нему приглядывалась, а закончив осмотр, улыбнулась и попросила рассказать о знакомстве с бандитами.

Ну, дед и выдал приключенческий триллер в своём любимом стиле мелко нарубленных предложений с разнообразными завитушками. Красиво так всё описал, особенно мне понравилась концовка:

— И тут мы встретили Смерть, и он их всех убил.

Софа вопросительно посмотрела на меня, а я в ответ смог лишь кислую физиономию скорчить да руками развести. Чую, после Хоттабыча и мои мозги конкретно прополощут. Ай, ладно, главное, судя по реакции нашей старшей, шаман не врёт и к бандитам отношения не имеет. Дальнейшую беседу о жизни тунгусов, о травах, о лечении, о духах-помощниках и прочей лабуде я слушал уже вполуха, размышляя о том, как бы незаметно скататься в Канск и прищучить там одного усатого чиновничка.

Правда, в конце дедулю стали на обучение раскручивать, и я встрепенулся. А он, продолжая изъясняться короткими фразами, старательно отбивался:

— Ты великая мать. Ты многое можешь. Но шаманом тебе не быть.

Интересно, когда это он успел осознать, что наша экстрасенсорша — «великая мать»?

— Потому что я женщина?

— Потому что ты старая.

«Супермама» недоумённо захлопала глазами, а я еле сдержал смех — давно не видел её такой растерянной.

— Ты умная. Но всё умом не измеришь.

Ух ты, какая знакомая песня: умом шаманов не понять, в шаманов можно только верить. Помнится, ещё на хуторе мне нечто подобное Софа о своих способностях толковала.

— Хочешь боле ведать? Я помогу. Но не думай стать шаманом. Вот он мог бы стать шаманом, — крючковатый палец показал на меня, — но не станет.

Теперь пришла пора удивляться мне:

— Что, я тоже старый?

— Твой дух старый. Он не захочет принять новое.

Во дед даёт! Я и новое — да мы же сейчас как близнецы-братья. В моей голове столько нового для этого времени, что дедуле такое и в страшном сне не приснилось бы.

— А попробовать-то можно?

— Можно. То будет моя служба тебе, Смерть. Но дух твой всё равно поведёт тебя своей дорогой.

— Да пущай ведёт! Уж со своим-то духом я договорюсь.

Старик задумчиво посмотрел на меня, покивал головой каким-то своим мыслям и… ничего не ответил.

В общем, Софа с Хоттабычем заключили соглашение: поживёт он у нас немного, опытом поделится. Заодно мне лекции почитает, буду в скором времени знать, как правильно в бубен стучать… В шаманский бубен. Напросился на свою голову. И дёрнул же чёрт с вопросами лезть!

Покинул обсуждающих высокие материи экстрасенсов уже под вечер, хотел до ужина разделить добытое в бою серебро. Как провести делёж и не обидеть Василия, я не знал, поэтому откровенно спросил, какую, по его мнению, долю он заслуживает. Оказалось, никакую.

Во-первых, был на службе, а во-вторых, не успел ничего сделать. В некотором роде я с ним, разумеется, согласен, и жаба в моей душе удовлетворённо квакнула, но… жадность в таких вопросах чревата последствиями. К сожалению, гадкое чувство обделённости иной раз, как вода по капельке, точит самый крепкий камень верности, в той жизни мне довелось такое наблюдать.

— Хорошо. Тогда за активные и смелые действия в бою объявляю тебе благодарность.

Василий вытянулся в струнку: