– Я… да, я б-буду п-покорной…

Злату не понравилась её неуверенность, тихий голос. Лицо князя лишилось всех эмоций, он ей не поверил.

– Тогда раздевайся.

Ена опешила, схватилась за сарафан на груди, невольно мотнула головой, даже не успев подумать. Злат поймал её руку раньше, не дав отступить ни на шаг. Сжал тонкое запястье до боли, дёрнул к себе, повалил Ену животом на кровать. Рука вдавила её лицо в одеяла. Ена пыталась упрашивать, бормотала просьбы и сражалась за глоток воздуха, пока давление не позволяло дышать. Её юбки грубо задрали, заставили встать на колени, Ена без умолку умоляла перестать.

– Ты и так останешься моей наложницей, так учись быть покорной сейчас, – отрезал Злат, не обращая внимания на её попытки отползти.

Она всхлипнула, ощутив прикосновение между ног, чужие пальцы оказались внутри. Ена рванула вперёд от внезапной волны боли и унижения, но отпрянуть Злат ей не дал. Пальцы задвигались грубо и напористо, Злат требовал расслабиться. Ена пыталась, старалась вспомнить о своей симпатии к нему, что когда-то хотела его поцелуев и внимания, гадала, каково это. Лишь по чужим рассказам слышала, как всё происходит между мужчиной и женщиной, но творящееся сейчас было неправильным. Руки жадно трогали её там, где раньше никто не прикасался, смущающая и беззащитная поза заставляла дрожать. Он вошёл, и Ена едва подавила крик. Злат задвигался, и боль пронзала ноги и голову, голосовые связки онемели, слёзы высохли. Она обмякла, а Злат без остановки двигался, грубо дёргая её на себя за бёдра.

Её тело стало инструментом в чужих руках, Ена позволила. Всё сопротивление было сломлено, и она позволила ему делать, что он желал, с каждым его толчком мыслей в голове Ены становилось всё меньше.

Она не помнила, как он кончил, как поставил её на ноги и спокойными движениями поправил её сарафан с нижней рубахой и юбкой. Тело продолжало болеть, кожа зудела, пока внутри все нервы напряжённо вибрировали. Лицо горело лихорадочным жаром. Растерянная и опозоренная человеком, которого любила, Ена глядела на Злата, ожидая хоть чего-то: извинений, объяснений, сожаления. Она получила невесомый поцелуй, на который не ответила, и не единого слова, будто произошедшее было в норме вещей.

– А теперь пойдёшь со мной на совет. Поддержишь обвинение. На всё просто отвечай «да», другого не требуется, поняла? – Внезапно ласковое поглаживание по щеке вывело Ену из ступора.

Злат её больше не душил, не бил и не кричал. Даже тень гнева пропала из его взгляда: выплеснутая жестокость смягчила его гнев и горе.

– Ена, ты поняла?

Она скованно кивнула, расслышав вернувшееся напряжение. Говорить она не могла, боялась, что дрожь в голосе выдаст.

Дальше она едва помнила, как он успел надеть кафтан и набросить себе на плечи княжеское корзно, как привёл её в заполненный людьми зал. Несмотря на поздний час, десятки мужчин оживлённо обсуждали что-то и спорили. Гул голосов в роскошной палате стих, когда Злат сел на трон, поставив Ену подле себя справа. Она затравленным взглядом осмотрела присутствующих, но лица дружинников и бояр сливались в одно, зрение расплывалось. Она ощущала внимание десятков глаз и стыдливо тупила взгляд, раз за разом нервно одёргивая рукава сарафана. Ей казалось, что все видят синяки на её коже, знают, что Злат с ней сделал. Боль между ног не проходила, колени бесконтрольно тряслись. По телу то и дело проходила волна дрожи, ей мерещилось, что руки Злата по-прежнему на её бёдрах, она продолжала задыхаться, словно её лицо оставалось вдавленным в княжеское ложе.

Короткая тишина сменилась обсуждением, говорили о приговоре. Ена едва слушала, разум выпадал куда-то, цепенел, оставляя голову абсолютно пустой. Звучащие вокруг звуки отдалённо напоминали слова и человеческую речь.

В зал втащили троих, позорно приволокли скованных в колодках и поставили на колени перед княжеским троном. Злат, как и большинство, глядел на избитых узников с холодным безразличием, другие бояре одобрительно кивали, давно ожидая падение князя сеченского, и лишь во взглядах единиц читалось сомнение. Ена не дёрнулась, не сделала и шага, когда Яреш, Зоран и Рокель уставились на неё. Все трое с недоумением глядели на девушку, стоящую подле князя. Она не знала, что именно они в ней видят или о чём думают, но ощутила, как лицо горит, её знобило как в лихорадке, она с трудом сдерживала дрожь в нижней губе. А потом начали зачитывать приговор, Ена заставляла себя прислушиваться, разобрав среди слов своё имя.

– Ты, Витена, с детства жившая под крышей князя Яреша, подтверждаешь ли обвинения в том, что князь во главе великокняжеского войска вместо покойного Креслава намеревался встать?

– Да, такие… разговоры… я слышала, – не своим от хрипа голосом тихо призналась Ена, в очередной раз одёрнув рукав. Такое действительно было, но князь хотел Креслава оградить от поле боя. Однако нынче его благородное желание выставили в гнусном свете.

Ена ждала, что князь Яреш или же Зоран с Рокелем возразят, дополнят, вмешаются. Однако все трое молчали, глядя на Ену. Даже ранее скрючившийся от боли Зоран выпрямился, стоя на коленях, оцепенел, словно перестал дышать вовсе.

– Слыхала ли ты, что сыновей своих влиянием большим пытался наделить?

– Да.

– А о том, что власть между удельными князьями увеличить?

– Да.

И так они продолжали. От безобидных обвинений перешли к откровенно лживым, и Ене пришлось давить согласия через вставший ком в горле. Обвиняемые были пугающе молчаливы. Возмущённые и одобрительные перешёптывания прекратились, когда Злат взмахом руки приказал помалкивать. В один из ответов Яреш свесил голову и разочарованно ею качнул, Ена проглотила слёзы, поняв, что впредь смотреть на неё он никогда не захочет. Зоран же не двигался, казалось, не дышал, и может, даже не видел Ену из-за заплывших кровью глаз, или более не узнавал, не желая верить, что она их предала. Ене самой от себя было противно, с каждой ложью она сомневалась, по кругу безмолвно переспрашивая себя, стоит ли этот позор того? Стоит ли спасение подобной цены? Однако потом она вспоминала, что Злат приготовил для них жестокую смерть и нынешний позор всё-таки лучше.

– И последний вопрос, слыхала ли ты, как они обсуждали поджог великокняжеского терема и убийство князя нашего Креслава?

Язык онемел, из горла не вырвалось ни звука. Присутствующие застыли, застигнутые врасплох молчанием, ведь раньше она отвечала сразу. Взгляд Ены нервно дёрнулся к Злату, глаза того предупреждающе сузились. Однако она не могла. Перечисленные ранее обвинения лишь намекали, что Яреш и его сыновья стремились к власти, были жадными, эгоистичными и завравшимися, но последний вопрос был прямым обвинением.

Животный