– Не ощущаю.

– Вот видишь! Но я, конечно, не специалист. Тебе обязательно нужно к врачу! Кто знает, может, эти твои… странности – вполне обычное дело при каком-то заболевании! Может, это типичное расстройство?

– Геля, мне страшно, – жалобно пропищала Кира, чувствуя, что готова расплакаться.

– Мне тоже! Но пока бояться рано, согласись? Ничего же не известно! – Гелька нарочно заговорила напористо и резковато, стараясь быть убедительной, заставить Киру собраться. Что толку рыдать друг другу в жилетку? – Тебе надо срочно провериться у хорошего невролога. Сделать томографию, сдать анализы. Сейчас приду домой, позвоню и все разузнаю. В нашей клинике проводятся такие обследования.

Кира откинулась на спинку стула и грустно посмотрела в окно. Обычные люди шли привычными дорогами по обыденным делам. А ее, возможно, грызла изнутри смертельная болезнь. И никто не в силах помочь ее горю. Кроме, возможно, Бога, в которого Кира не верила.

– Никому только ничего не говори, – севшим голосом попросила она.

– Обижаешь.

Подруги еще долго сидели рядом. Разговаривали, пили остывший кофе, ели пирожные, почти не чувствуя вкуса. Кире стало чуть легче от того, что она поделилась с Гелькой своим секретом.

На обследование она попала уже через день. Гелька по своим каналам устроила подруге консультацию у профессора Бориса Аркадьевича Левашова. «Он самое настоящее светило!» – уверяла Гелька, подробно объясняя, куда и во сколько надо подойти.

Боялась Кира страшно. Само собой, не осмотра, а результатов. С трудом взяла себя в руки и кое-как рассказала доктору о том, что с ней происходит. Кира пыталась излагать коротко и внятно, профессор задумчиво кивал. Было неясно, то ли все это ему знакомо, то ли он собирался после окончания рассказа порекомендовать Кире психиатра.

Осмотр длился почти час. Потом Борис Аркадьевич направил Киру на анализы и компьютерную томографию и велел прийти повторно через неделю. Раньше не получалось: профессор сегодня вечером улетал в Москву. Про психиатра Борис Аркадьевич не сказал ни слова.

«Неделю я как-нибудь переживу», – подумала Кира. По крайней мере, скоро все выяснится. Хорошо, что завтра на работу. Там всегда полно дел, не будет времени бояться и думать о плохом. Она прямо из больничного коридора позвонила Гельке и поехала домой.

В «Косметик-Сити» Киру и всех остальных ждал сюрприз. Марик не вышел на работу после праздников. Позвонил Генералу прямо из Болгарии и сказал, что просит предоставить ему еще одну неделю «по семейным обстоятельствам». Какие такие обстоятельства могли быть у холостого Марика, отец которого давно умер, а мать и почти все родственники счастливо жили в Израиле, оставалось неясным. Его многочисленные обязанности временно поручили исполнять Кире. Это хорошо, порадовалась про себя она. Некогда будет рисовать себе страшные картинки и трястись от ужаса.

Дни и в самом деле летели незаметно. Переговоры, рекламные тексты, сообщения на сайт, интервью, пресс-релизы – Кира приходила первая, уходила последняя. Телефоны звонили, факсы скрипели, бумаги горами громоздились на столе. Невыпитый кофе остывал и сменялся невыпитым чаем, о нормальном обеде и речи не шло.

Приходя домой, Кира на скорую руку готовила ужин из полуфабрикатов, принимала душ, без сил падала в кровать и моментально засыпала. Бетономешалка, которая раньше непрерывно прокручивала в голове всевозможные варианты развития событий, не успевала включиться.

С Сашей они разговаривали мало, но он не обижался. Понимал ее состояние. Или считал, что понимает.

Марик вернулся на день раньше, чем его ждали. Кира как раз должна была после обеда идти на прием к своему профессору и переживала, как станет отпрашиваться у Генерала. Теперь, когда любимый начальник снова на боевом посту, этого делать не придется. Она просто скажет ему, что ей нужно ненадолго уйти, и все.

Но мысли о собственных проблемах моментально вылетели у Киры из головы, как только она взглянула на Марика. Это был он – и одновременно не он. Нет, дело было не в очередном «провале». Перемены видели все: на лицах Оли и Альберта застыло точно такое же комичное изумление, как, по всей видимости, и у нее самой.

Леднев шикарно загорел и невероятно похорошел. Конечно, Марик всегда был милым, внешне приятным парнем, но тут речь шла не о приятности и миловидности. Он стал просто исключительно хорош, уверен в себе, обаятелен и сексуален. Если уж на Киру это произвело сильное впечатление, то влюбленная Оленька и вовсе едва удерживалась на стуле.

– Ты что, пластическую операцию сделал? – выдал прямодушный Альберт.

– Что? – не понял Марик.

Похоже, он не осознавал произошедших с ним перемен. Продолжая улыбаться чуть рассеянной, счастливой улыбкой, Леднев извлек из недр своей сумки бутылку шампанского и застенчиво проговорил:

– Поздравьте меня, ребята, я женюсь!

Повисла пауза. Новость была оглушительная. Никто уже и не ждал, что старый холостяк Марик решится запятнать свой паспорт. А он – нате вам! – выкинул номер.

– Все-таки настоящий двигатель прогресса – это секс! – глубокомысленно изрек Альберт.

Тишина была сломана. Альберт с Кирой бросились к Марику, наперебой принялись поздравлять, целовать, жать ему руку, похлопывать по плечам. Хлопнула пробка от шампанского, все смеялись, одновременно что-то говорили, искали стаканы…

И только Оля Карпова неподвижно сидела на своем месте, не делая попытки подойти к Марику.

– Оленька, – виновато улыбаясь, произнес Марик.

Конечно, он никогда ничего не обещал ей. Более того, они ни разу не поговорили о ее чувствах. Впрочем, этого и не требовалось, Марик и так обо всем прекрасно знал. Олина безответная любовь к шефу давно была всем известна, являлась предметом беззлобных шуточек и дружеских подначиваний со стороны Альберта. О ней уже даже не сплетничали в других отделах. Это было такое же вечное, незыблемое и привычное явление, как смена времен года или восход солнца по утрам. К этой любви все настолько привыкли и пригляделись, что не замечали ее глубины и истинности.

А сейчас всем вдруг стало стыдно и одновременно страшно. Стыдно за то, что они, получается, ликовали над Оленькиной бедой. А страшно потому, что им в одночасье, при одном взгляде на помертвевшее Олино лицо, открылись сила и мощь этой любви. И непонятно было, кого этой силой теперь сметет – Марика или саму Олю?

– Оленька, – повторил Леднев, делая шаг к ней.

Он ожидал потоков слез: Оленька плакала по любому поводу, приготовился к истерике или обмороку. Но Карпова удивила всех. Она не зарыдала, не закричала, не затопала ногами и не потеряла сознания. Выпрямившись во весь свой небольшой росточек, Оленька шагнула ему навстречу, улыбнулась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в щеку.

– Поздравляю, Марк! – негромко произнесла она своим полудетским голоском. – Очень рада за тебя. Можно узнать, кто твоя невеста?