но прыгать ему, можно сказать, не пришлось. Бревно само унесло его, это был нырок в небытие. Ствол нырнул в водовороты, но, как только вынырнул, выпрямился, Уолден уже был на нем, присев на корточки, как выгнувший спину кот. Его подошвы клацнули с такой силой, что он чуть не воспарил от пьянящего чувства победы. Ибо в этом было всё, да, главное уместилось в этих нескольких миллиметрах заостренного металла в подошвах его сапог. Без гвоздей он бы поскользнулся; без сапог упал бы. Но, что еще невероятнее, своим успехом он обязан был философу, этому маэстро скуки Генри Дэвиду Торо. Ибо без него он никогда бы не осмелился. Нет, философ не был акробатом, но он так хорошо описывал их, этих лесорубов, гарцевавших на бревнах по рекам, что Уолден решился попробовать.

Увлекаемый яростным течением, он вспомнил некоторые подробности, которыми зря пренебрег. На попечении сплавщиков, как их называли, было огромное количество стволов, занимавших реку от берега до берега, к тому же работали они не в одиночку и помогали себе шестами. Ладно… несчастные случаи были нередки, и не одно тело поглотили навсегда холодные воды Мэна. Врагами были валуны.

Быстрина увлекла его в тесную горловину, и только узость протоки не дала Уолдену сорваться с его неустойчивого челна. Плечи его задели скалу, карабин отскочил от нее и сильно стукнул его по голове. Все произошло быстро и бурно — так вылетает пробка из бутылки под напором газов.

Почти лежа, неудобно согнув ноги, чтобы сапоги цеплялись за кору, Уолден видел, как его бревно рассекает воду на два белых крыла. Ледяной душ хлестнул его по лицу и промочил до костей. Впадая в озеро с противоположными течениями, быстрина встретила сопротивление. Пять раз Уолден был уверен, что его сбросит с бревна. Бурный поток сменился понемногу медленным скольжением. Бревно качалось, и Уолден, точно зверь в засаде, старался не двигаться, боясь внезапного крена.

Беда пришла оттуда, откуда он не ждал. Бревно вдруг заскребло по дну. Уолден ничего не мог поделать, он слетел и растянулся в ванне глубиной самое большее тридцать сантиметров, на ложе из гальки. Поднялся разбитый, исцарапанный, продрогший.

Перед ним раскинулся целый мир озер и рек, стремнин, порогов и потоков, валунов, скал, водопадов. Зрелище было немыслимой красоты под отливающим лиловым небом с пурпурным и розовым окаймлением, готовым сдержать утренние обещания. Но дождь на его промокшем теле мог быть только теплым.

Он был на арене воды, которую охраняли тысячи сосен и берез на отрогах горы, по-прежнему возвышавшейся над пейзажем. Горы Ктаадн. Одинокой горы. До того одинокой, что голова шла кругом.

Голод, холод и страх подпитывали его энергией отчаяния. Он мог бы рухнуть, захлебнуться и в одно мгновение присоединиться к утонувшим сплавщикам. Новая сила, однако, проснулась в нем, позволив ему действовать уверенно. У него был теперь только один друг, один спутник — вот этот тяжелый кусок дерева, покачивающийся на каменистом броде. Уолден толкал его до тех пор, пока не почувствовал, что оно уплывает, подхваченное течением. Это был его попутный ветер, его курс. Когда вода дошла до верха сапог, он лег на вырывающийся из рук цилиндр, потом оседлал его. Бревно немного ушло в воду, но поплыло.

Плыл Уолден так долго, что временами погружался в дремоту. Он пересек наискось огромное озеро, потом спустился по быстрине до тихой заводи, заросшей камышом. Колоссальным усилием он нашел из нее выход, вплыв в один из рукавов, похожих на лапки паука, который вскоре размножился и стал рекой с тысячей притоков. Шел дождь, и рыбы, проплывавшие перед его глазами, казалось ему, летели.

Но вот настал конец родео. Уолден завяз в болоте и не смог больше плыть. Он простился со своим кораблем и побрел на авось, путаясь в траве и увязая в жидкой грязи. Он шел к неведомому берегу, над которым высился зеленеющий холм, а еще выше — желтые и охряные зубцы утеса. Утес был так красиво освещен вновь появившимся солнцем, что, казалось, звал его. Вот в таких местах, подумалось ему, суют четвертак в щель подзорной трубы, чтобы осмотреть окрестности и полюбоваться «неповторимым видом», обещанным в туристических буклетах. Оттуда, сверху, если он доберется, он сможет помериться взглядом с Ктаадном и поговорить с ним как равный с равным.

Уолден думал, что навсегда заблудился в зарослях на холме, который, однако, ниспослал ему чудесную пищу: пригоршни чистых орехов, сухую чернику с приятным вкусом цукатов, спелую, сочную ежевику. Еще немного — и он бы остался и дождался бы ночи здесь, в сырости листвы. Но слишком сильна была тяга утеса, и, главное, он боялся умереть там, где упадет. Что-то нашептывало ему, что он тратит последние силы и остаток энергии должен позволить ему добраться до следующей базы, места, где он будет «невредим», ибо иначе для него не наступит завтра.

Уолден раздвинул завесу ветвей, потоптал низкие пожелтевшие кустики, и вот он пришел. Как он догадался снизу, можно было взобраться по извилистой тропе, промытой в зарослях дождями, где дорога порой захлебывалась или высились великанские ступеньки. По скалам стекала вода, и утес блестел.

Он взбирался тяжелыми шагами минут двадцать, и путь его преградил бурный водопад, который выплевывало отверстие у самой вершины. Колеблемый ветром сноп брызг обметал тропу и исчезал в пропасти, расколовшей пополам крутизну. Сотней метров дальше, уже видя приближающийся конец своих тягот, Уолден застыл от удивления, не веря собственным глазам. Перед ним лежала сандалия с коричневыми ремешками, которую он, улыбаясь, сравнил со своей ногой. Рядом с ней сапоги сплавщика казались семимильными.

Уолден взобрался наконец на каменистое плато, откуда возможно было охватить взглядом колоссальный пейзаж, и уже совсем рядом оно терялось в бескрайнем лесу. Но его победоносная радость тотчас рассеялась, ее больше не существовало.

Он был не один.

Чуть ниже, спиной к нему, прямо на краю пропасти стоял человек. Уолден боялся позвать его, боялся, что тот от испуга рухнет в бездну. Это была совсем молоденькая девушка, худенькая, с короткими светлыми волосами. Уолден сделал несколько шагов вперед и подумал, что внезапное появление может испугать еще сильнее, чем крик. Незнакомка раскинула руки, как будто собиралась взлететь. Хотела ли она в этот миг безумия взмыть к далекой вершине Ктаадна? На него, во всяком случае, ужасный и завораживающий, она взирала.

— Эй! Твоя туфля?!

Вопрос вырвался сам собой, ничего глупее Уолден не мог сказать. Она, кажется, слегка вздрогнула, но, к счастью, не нырнула в пустоту. Уолден кинулся было к ней,