перед выстрелом. Эта практика помогала избежать печальных случаев вроде того, что произошел с Филоктетом, когда он вез с собой колчан Геракла.

Рис. 9. Скифский лучник вынимает стрелу из колчана-горита. Краснофигурная ваза, ок. 520 г. до н. э. Британский музей

Самый чудовищный ингредиент скификона – яд гадюки. Скифская территория – место обитания нескольких ядовитых змей: восточной степной гадюки Vipera ursinii renardi; кавказской гадюки Vipera kaznakovi; обыкновенной гадюки Vipera berus и закавказской гадюки Vipera ammodytes transcaucasiana. Достаточно обмакнуть стрелу в яд одной из этих змей, чтобы получить смертоносное оружие, поскольку даже высохший яд гадюки долгое время сохраняет нейротоксичный эффект (герпетологи, работающие со скелетами змей, часто случайно ранятся о зубы высушенных скелетов и получают отравление). Но этой практикой скифы не ограничивались.

Сложный рецепт скификона можно воссоздать по высказываниям, приписываемым Аристотелю, по фрагментам утраченной работы натурфилософа Теофраста (IV в. до н. э.) и по рецепту, приведенному Элианом. Поскольку главный аспект биологической войны – психологическое устрашение, скифские лучники, служившие в афинской армии в V в. до н. э., скорее всего, охотно рассказывали о процессе приготовления яда и его мрачных составляющих.

Прежде всего, скифы убивали ядовитых гадюк сразу после того, как те приносили потомство – вероятно, потому, что змеи в это время неповоротливы и их легко поймать. (Большинство гадюк – живородящие.) Затем их тела откладывали разлагаться. Следующий этап требовал специальных знаний. Поскольку в скифской культуре большое значение имели шаманы, передававшие тайные знания из поколения в поколение, то, вероятно, именно они надзирали за сложным процессом приготовления яда, который включал и дополнительные ингредиенты.

Один из этих составляющих – человеческого происхождения. «Скифы, – писал Элиан, – смешивают с ядом, который наносят на свои стрелы, сыворотку человеческой крови». Согласно Аристотелю и Элиану, скифы владели методами «возбуждения» крови для отделения плазмы – «водянистой жидкости, которая плавает на поверхности крови». Источником сведений об этой замечательной технике, предвосхитившей современную центрифугу, считается Теофраст, но полное описание процесса, к сожалению, утрачено[131].

Сыворотку крови смешивали с навозом, помещали в кожаные мешки и зарывали в землю до полного разложения. Собственно, навоз или даже человеческие фекалии тоже могли служить весьма эффективным биотоксином для стрел. Даже без понимания современных бактериологических теорий люди античности на опыте знали, что навоз, попадая в рану, усугубляет поражение. В I в. н. э. историк Плутарх отмечал: «Следствия пищи и питья производят внутри корыт гнилость и порчу, от которой родятся черви»[132]. Экскременты кишат бактериями, вызывающими смертельные инфекции. Панджи – колья, которые расставляли вьетконговцы, воевавшие против американских солдат во Вьетнаме, – современный пример использования фекалий для нанесения глубоких зараженных ран[133].

На третьем этапе скифы смешивали навоз и сыворотку с ядом и останками разложившихся гадюк. Запах, должно быть, стоял просто невыносимый. Замечание Страбона, который родился в Причерноморье, это подтверждает. Соаны – скифское племя, обитавшее в Кавказских горах у Черного моря, – «смазывали кончики своих стрел поразительными ядами. Даже те, кого не ранили отравленные стрелы, страдали от их ужасного запаха»[134].

Отвратительный запах отравленным стрелам могли придавать сознательно. То была античная версия современного «зловонного оружия», которое разрабатывают военные химики в качестве «психологических токсинов». Принцип зловонного оружия сегодня связан с тем, что запахи экскрементов и гниющих тел невыносимы для людей во всем мире, что и понятно, поскольку и то и другое – источники потенциально смертельных патогенов. Эта логика работала и в донаучную эпоху, когда дурные запахи – миазмы – считали непосредственной причиной заболеваний. Практика применения фекалий, мочи и других отвратительно пахнущих, исполненных патогенами веществ, в военном деле существовала в древнем Китае, Европе и обеих Америках. Сегодня военные зловонные вещества создаются искусственно. Теоретически они предполагаются к использованию как «нелетальное» оружие в условиях массового скопления людей, но на самом деле их токсичность и варварские способы применения могут повлечь за собой травмы и смерти[135].

Скифский яд для стрел определенно не предназначался для охоты на животных. Смешивая сгнившие останки ядовитых змей с кровью и фекалиями, скифы создавали бактериологическое оружие исключительно для убийства людей: никто не стал бы есть дичь, убитую подобным образом. Ренате Ролле, специалист по древним скифам, полагает, что в результате получался «чудовищный яд», приносивший мучительную смерть или продолжительную болезнь, поскольку «даже самые легкие ранения, скорее всего, оказывались фатальными».

И действительно: разложившаяся человеческая кровь и фекалии животных содержали бактерии, которые вызывают столбняк и гангрену, в то время как гниющие гадюки привносили в образовавшуюся рану новые бактериальные загрязнители. Сам змеиный яд, если его не получали отдельно, скорее всего, терял нейротоксичные свойства, если его оставляли разлагаться вместе с телом змеи. Ролле обратилась к судебному медику Стеффену Бергу, который предположил, что яд скифской стрелы, по всей видимости, начинал действовать в течение часа. Кровяные клетки жертвы разлагались, наступал шок. Даже если жертва переживала этот шок, через день-другой за ним следовала гангрена. Гангрена вызывала сильное гноетечение, из раны сочилась черная кровь – как в мифах о Троянской войне. Через несколько дней наступала смерть от столбняка. Но даже если жертва чудесным образом выживала, до конца жизни человек оставался инвалидом, как Филоктет и Телеф в греческих мифах: рана не затягивалась никогда[136].

Словно этих ужасных последствий применения яда недостаточно, литературные и археологические источники доказывают, что мастера по изготовлению наконечников скифских стрел снабжали свои крылатые орудия еще и крючками. Возмущаясь жуткими методами скифов, «сулившими двойную смерть», римский поэт Овидий описывал, как жертв «безжалостно расстреливали зазубренными стрелами», чей «летучий металл был смазан ядовитыми соками». Отравленные стрелы с хитроумно закрученными шипами уничтожили римскую армию в Армении в 68 г. до н. э., согласно историку Кассию Диону. Они имели неплотно прикрепленный второй наконечник, который обламывался и оставался глубоко внутри раны при попытке выдернуть стрелу[137].

«Чтобы сделать боль еще более нестерпимой, а изъятие стрелы более сложным», как пишет Ролле, к наконечникам одних стрел прикрепляли шипы, а другие изобиловали острыми крючками.

Даже поверхностная рана от такого снаряда очень болезненна, а удалить его крайне проблематично. Стрел, «усеянных крючками и вымоченных в яде, особенно страшились», заключает Ролле.

Это оружие, специально созданное для того, чтобы наносить больше повреждений и причинять больше боли, вызывало неодобрение у греков и римлян, которые, впрочем, охотно закрывали глаза на собственный опыт применения биологического оружия. Интересно, что античная критика оружия, разработанного для увеличения страданий, предвосхищает современные протоколы ведения войны, которые запрещают использование снарядов, чреватое «чрезмерными повреждениями или необязательными страданиями»[138].

Скифы не только выработали рецепт чрезвычайно опасного яда