— Елизавета Петровна? — поинтересовалась трубка голосом Зильберштейна.

— Нет, это Виталия…

— Какая еще Виталия?

— Я с Лизаветой сегодня у вас была. Мы нэцке приносили.

— A-а, стало быть, вы ее уже отдали Петру?

— Не совсем, — промямлила я, напрягая весь ум в поисках подходящих слов.

— Что значит «не совсем»? Не морочьте мне голову! — рыкнул Соломоныч. — Позовите немедленно Петра!

— М-м-м… Боюсь, он не может подойти к телефону.

— Почему? Его нет дома? А как же вы проникли в его квартиру?

— Вообще-то, Петр Петрович дома, только как бы и нет его. Словом, он труп, — я наконец смогла произнести правду.

В эфире повисло продолжительное молчание. Я будто даже видела, как Ицхак Соломонович рвет на себе галстук и удивленно моргает своими колючими глазками.

— Нехорошая шутка, барышня, — сдавленно молвил Зильберштейн. — Я так понимаю, договоренности вы не соблюли. Будьте любезны, оставайтесь у Петра, милиция скоро приедет.

— А мы как раз милиционеров и ждем! — порадовала я антиквара. — И еще «Скорую».

На этот раз молчание длилось еще дольше. За это время Лизка выплыла из кабинета Симкина с довольной физиономией и хотела было поделиться новостями, но я сделала страшные глаза и показала ей кулак. Не думаю, что подруга впечатлилась, но зато поняла, что сейчас лучше рта не открывать. Молчание антиквара уже начало тяготить: с минуты на минуту ожидается прибытие милиции, а нам еще надо было ликвидировать следы нашего пребывания в квартире покойного и прикинуться бедными напуганными овечками. И кстати, неплохо бы решить, что следует говорить органам, а о чем лучше промолчать.

— Э-э… девушка… как вас там?

— Виталия, — с готовностью подсказала я.

— Ну да, Виталия. Я так понимаю, что до Петра вы все же доехали, раз я с вами говорю по его домашнему телефону…

Мне почудилось, будто Зильберштейн разговаривает со мной, словно с малолетним ребенком-дауном. Это показалось обидным, оттого я сердито засопела в трубку. Впрочем, Соломоныч не проникся. Он продолжал говорить вкрадчиво и настороженно:

— Но по какой-то причине вы нэцке ему не отдали. Я могу поинтересоваться, по какой?

Ну, и у кого из нас проблемы с головой? Уж точно не у меня!

— Говорю же вам, Петр Петрович сейчас уже не с нами! — досадуя на бестолковость антиквара, воскликнула я.

— Как вы попали в его квартиру?

— Соседка нас впустила.

— Соседка?

— Да! Она с Гейтсом гуляла, а тут мы. Мы с Лизкой малость подрастерялись — вы же не сказали номер подъезда. Кто ж знал, что Симкин в «китайской стене» живет?

— Короче, пожалуйста, — нетерпеливо попросил Ицхак Соломонович. Чувствовалось, что терпение у него на исходе. А чего, спрашивается, так тревожиться? Я и так излагаю в предельно краткой форме. Ладно, хочет покороче — сделаем!

— Мы вошли, а Петр Петрович в кабинете за своим столом сидит. Мертвый… — зловеще сказала я.

— Мертвый сидит? — уточнил Зильберштейн.

— Ага. Словом, мы с Лизаветой думаем, что его убили. Теперь вот сидим и ждем ментов. Ой, в смысле милиционеров.

— Говорил же, оставьте Хотэя мне! — в величайшей досаде воскликнул Зильберштейн, но тут же спохватился и задал главный (разумеется, для него) вопрос: — А что с остальной коллекцией?

Ответа на него я не знала, потому как пресловутую коллекцию даже и не видела. Впрочем, ответить все равно не получилось бы — входная дверь открылась, и моему взору предстали сперва зеленоватая от испуга соседка с истошно орущим Гейтсом, а потом и долгожданные органы в лице неулыбчивого майора лет сорока и двух сержантов с автоматами весьма угрожающего вида. Я имею в виду автоматы, конечно, сами парни были довольно симпатичными, но по долгу службы хмурились и, кажется, готовы были сию секунду нас арестовать. За их спинами с потерянным видом топтался какой-то мужик с невероятно длинным носом. Одет он был в штатское, но отчего-то ощущалось, что он тоже из органов. За ним маялась толстая тетка в линялом халате и мужик в серой майке, которая, как ни старалась, не могла скрыть бесформенного пивного брюха.

Дальнейшие события я помню лишь приблизительно, потому что пребывала почти в бессознательном состоянии. Только после того, как тело Симкина вынесли из квартиры в черном полиэтиленовом мешке, а потом кто-то сунул мне под нос ватку с нашатырем, я смогла вернуться к действительности и обнаружила себя сидящей на кухне с сигаретой в руке, хотя до этой минуты не курила и запаха дыма не выносила.

— Как вы себя чувствуете? — казенным голосом поинтересовался майор.

Я помнила, что милиции по возможности надо говорить правду, поэтому честно призналась:

— Голова болит, — на что майор, грустно улыбнувшись, порадовал:

— Раз голова болит, значит, она еще на плечах. Пока.

Что-то я не поняла: это шутка такая или противный мужик делает прозрачные намеки? А может, успокаивает? Я с надеждой заглянула в глаза милиционера, но ничего хорошего там не нашла, и оттого закручинилась пуще прежнего.

— Меня зовут Иван Иванович Сидоров. Я следователь… Впрочем, название отдела и отделения вы все равно не запомните. Итак, хотелось бы задать вам несколько вопросов, касающихся смерти гражданина Симкина, а главное, получить на них развернутые ответы.

Я беспомощно всхлипнула и поискала глазами Лизавету. Ее поблизости не оказалось. Полагаю, она тоже сейчас имела неприятный разговор с органами. Мысль покаяться уже родилась в моей голове, но тут с воплем: «Это они его убили!» в помещение ворвался Соломоныч.

Даже не переведя дух, он с ходу начал давать показания. Я слушала его и отчетливо понимала — остаток своей жизни проведу за колючей проволокой.

По словам Зильберштейна, выходило, будто мы с Лизаветой — главные злодеи и кровожадные убийцы. Мы, оказывается, убили уважаемого Петра Петровича с целью завладеть его уникальной коллекцией нэцке. После чего имели наглость заявиться лично к нему, Ицхаку Зильберштейну, лучшему другу Симкина, с просьбой оценить одну из украденных нэцке.

— Они придумали совершенно нелепую историю про какие-то пещеры. Они меня загипнотизировали. Да-да, теперь я понимаю, почему я им поверил. Арестуйте их немедленно, товарищ майор! Только будьте осторожны, а то они и вас загипнотизируют, — закончил Соломоныч, с ненавистью глядя в мою сторону.

— Жулик! — ухмыльнулась я, выслушав словоблудие антиквара. — Сам хотел Хотэя к рукам прибрать, да только Лизка не позволила. У нее глаз — алмаз, пройдох с первой попытки определяет. Товарищ майор, — обратилась я к органам, — этот тип, то есть господин Зильберштейн, давно зуб точит на коллекцию Симкина. Как увидел у нас Хотэя, аж затрясся весь. Я сильно подозреваю…

Сперва мне показалось, что на кухне что-то взорвалось, но когда я открыла глаза, оказалось, это майор шибанул кулаком по кухонному столу. Стол у Симкина оказался не приспособленным к таким перегрузкам, поэтому обрушился на пол со страшным грохотом.