Расспрашивает он для того, чтобы после операции, задав приблизительно те же вопросы, понять – насколько сохранилась моя личность и память.

Честно говоря, меня настолько извела постоянная боль, что этой операции я ждала как избавления. «Выживу ли? Вероятность небольшая. Ну – будет так, как оно будет. Попытка не пытка, как говорил товарищ Берия. Ха-ха».

Cogito ergo sum

Через шесть часов сознание возвращается. Я жива и, кажется, в своем уме. Осматривать окрестности трудно – видит только один глаз. На голове повязка, в горле – трубка дыхательного аппарата. Воздух подается увлажненный, но все это действо – сплошной дискомфорт. Я сама в состоянии дышать! И сейчас эту вашу трубку выдерну!

Упс! Правая рука привязана. Ну ничего, есть левая… Только она тоже привязана. Выходит, ни жестами, ни звуками общаться не могу. К счастью, через некоторое время трубку удаляют.

После наркоза у меня красочные галлюцинации. Окружающие стены, аппараты, люди цветные, перисто-меховые, мерцающие. Видения накладываются на действительность – бригада реальных врачей сидит внутри кислотной обстановки и обсуждает съемку фильма. Я принимаю перисто-радужное окружение за настоящие декорации, и только потом до меня доходит, что шоу красок существует отдельно – в моем искаженном сознании, а съемки отдельно – в реальности. Оказывается, операции в Склифе снимаются видеокамерой и демонстрируются студентам.

Подходит Сергей Алексеевич:

– Вы меня узнаете?

– А как же… доктор (на тот момент я забыла, как его зовут).

– Как вас зовут? Кем работаете? А что это за работа? А две девушки были с вами – они кто? Дочери? Так. Сожмите мне руки. Хорошо. Вас что-то беспокоит? Где-нибудь болит?

– Очень тугой бинт, ослабьте, пожалуйста.

– Ну потерпите, Лена. Так надо. – С. А. лезет пальцем под повязку: – Не такая уж и тугая. Потерпите, ладно? У хирургов такие руки, знаете… Вот так бинтуем. Крепко.

Зажатые повязкой уши болят, но я терплю.

Сестра:

– Что вы лезете руками в глаз!

– Я им не вижу. Он на месте?

– На месте, не беспокойтесь. Это просто отек. Вам что-нибудь нужно?

– Воды, пожалуйста, и еще одно одеяло. Я спать хочу.

– Спать пока нельзя. Потерпите.

Сестра приносит воду и одеяло. Я разглядываю цветные декорации еще часа два, изредка задремывая.

Отвезли на МРТ, привезли с МРТ. Результаты хирургов удовлетворили, но спать все равно не дают:

– Вы меня слышите? Откройте глаза!

Наконец-то доктор убедился, что я не собираюсь умирать. Меня отвозят в реанимационное отделение и оставляют в покое.

– Вам что-нибудь нужно?

– Еще одно одеяло и воды.

Санитарка приносит третье одеяло. Она знает, что после наркоза больных знобит.

Теперь можно и поспать. Вот только получится ли…

В реанимации никогда не бывает темно – на ночь там немного приглушают свет. Со всех сторон пикают датчики пульса больных, справа работают дыхательные аппараты, слева шумит вентиляция, под потолком бегает приборчик давления. Звуки сливаются в равномерный гул, при желании можно услышать ритм и даже мелодию.

Заняться в отделении нечем. Можно только лежать, поворачиваться с боку на бок, осторожно поднимать ноги, размахивать руками, разглядывать ногти. Аудиокниги слушать нельзя, читать нельзя, личные вещи нельзя. Мобильники запрещены. Разговаривать с соседями тоже нельзя – слишком далеко друг от друга расположены кровати. Что можно? Питьевую воду и влажные салфетки.

Операционное обезболивание постепенно прекращает свое действие. Отделенческие анальгетики на меня не действуют, и боль вступает в силу.

Постепенно начинает болеть все. Не просто все, а ВСЕ. Даже межзубные промежутки совершенно здоровых зубов. Терпеть можно. Люди и не такое терпели, чем же я лучше. Отвлечься тоже можно. На галлюцинации. Теперь они не только зрительные – появляются и осязательные, чувственные. Меня всю ночь ждут существа – то разноцветные, то совершенно черные, как из американского фильма «Привидение». Но все они – безликие. Если я закрываю глаза – остается абсолютно реальное ощущение, что они ждут. Вон на том месте. А теперь у монитора кто-то стоит. А сейчас у соседней кровати. Я чувствую их ожидание. Открываю глаза – нет никого. Опять наплывают сбоку. Останавливаются. Ждут. То цветные, то черные. Некто явно облокачивается на мои ноги. Медленно поворачиваю голову – пусто. И так всю ночь. Как внутри фантастического романа. Больно. Жутко. Под утро я подумала: «Господи Боже, Ты висел на кресте, Ты страшно мучился. Но Ты же умер после обеда. Вообще-то, довольно скоро. Ты – мужчина, а я – слабая женщина. Прости, но сколько еще терпеть?»

* * *

Просыпается отделение, забегали санитарки с тряпками. Плохие запахи, несвежее белье, немытые пациенты в отделении – это ЧП, подобное не допускается. За такое попадет не только санитарам.

Процедурная сестра Лена бросается ко мне: «Ей плохо! Доктора!»

Опять каталка, стучащее МРТ, снотворное, операционная. Прихожу в себя от традиционной фразы моего спасителя Сергейалексеича: «Лена, вы меня узнаете?»

Постнаркозных видений на этот раз нет, только слабость и спать, конечно, хочется. Лена достает амбарную книгу и начинает документировать операцию – записывать время, наименование, фамилии и прочие важные вещи.

Доктор сидит рядом на стуле, согнувшись и уронив руки на колени, и такая усталость в его позе… предельная. Нет, скорее – запредельная. Ведь он уже вторые сутки оперирует. «Сфотографировать бы его вот так. И фото назвать „Усталость“», – думаю я сквозь дрему.

Мне снится удивительно красивый сон. Необыкновенно красивый. За всю свою жизнь я ничего лучше не видела. Фантастические краски, фактуры, лица, цветы, нереально прекрасные звуки… В этом сне я побывала внутри французских комиксов и голливудских мультфильмов. Китайские шелковые вышивки. Японские гравюры. Изумрудный город. «Тайны природы» телеканала «Дискавери». «Честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим». Гендель, Глюк, Перголези. Ария Снегурочки: «…Прощайте, все подруженьки, прощай, жених мой милый…» Таривердиев и Рыбников. «Пинк Флойда» не показали, но все равно – это было так прекрасно… и так недолго!

«Этот сон тебе Господь послал», – сказал мне потом искренне верующий друг. Я верю, что так и было.

Потихоньку выплываю из прекрасного мира, в который меня пустили на короткое время волшебного сновидения. Осторожно потягиваюсь. Двигаться с такой же прытью, как и раньше, – нельзя, в голове начинает больно стучать. Пытаюсь приподняться… Это получается только на локтях. Выше – пока никак. В отделении время полдника. Санитарка, увидев, что я активно шевелюсь и сверкаю по сторонам единственным глазом, подходит ко мне: