— Конечно. Я всегда машинально смотрю на лифт.

— А в то утро никто не поднимался на пятый этаж?

— Точно нет.

— А утром или днем кто-нибудь спрашивал вас, дома ли министр?

— Никто. Вот по телефону звонили.

— Вам?

— Нет. Министру.

— Откуда вам это известно?

— Я была в это время на лестнице между пятым и шестым этажами.

— В котором часу это было?

— Пожалуй, в десять, может, чуть раньше. Мои ноги уже не позволяют мне быстро работать. Я услышала за дверью телефонный звонок. Звонили долго. А минут через пятнадцать, когда я окончила уборку и спускалась вниз, телефон снова зазвонил. Я еще проворчала: «Звони, звони!»

— А что было дальше?

— Ничего.

— Вы пошли к себе?

— Да, переодеться.

— Вы никуда не уходили из дома?

— Как и каждое утро, на пятнадцать-двадцать минут, чтобы купить себе еду. Бакалейная лавка рядом с домом, мясная на углу. От бакалейщика я вижу всех, кто входит и выходит. Я всегда наблюдаю за домом.

— А от мясника?

— Оттуда не видно. Но я там пробыла недолго. Я ведь живу одна, вот только кот. Каждый день покупаю почти одно и то же. В мои годы уже нет аппетита.

— Вы не могли бы вспомнить, в котором часу точно вы были у мясника?

— Точно не могу. Там над кассой висят большие часы, но я никогда на них не смотрю.

— А вернувшись к себе, вы не заметили, чтобы кто-нибудь вышел, кого вы не видели, как он входил?

— Не помню. Нет. На тех, кто выходит, я меньше обращаю внимания, чем на тех, кто входит, за исключением жильцов, конечно: ведь я всегда должна ответить, дома они или нет. Постоянно приходят то служащие газовой компании, то коммивояжеры, предлагающие пылесосы, то посыльные из магазинов…

Мегрэ понимал, что больше ничего не удастся у нее узнать, а если она потом вспомнит что-нибудь еще, то обязательно скажет ему.

— Мы — инспектор и я — пойдем расспросить ваших жильцов, — сказал Мегрэ.

— Как вам угодно. Вы увидите, что это все порядочные люди, за исключением разве старухи с четвертого этажа, которая…

Приступая к привычной работе, Мегрэ почувствовал себя более уверенно.

— Перед уходом мы еще зайдем к вам, — предупредил он.

Выходя из комнаты, он не забыл погладить кошку.

— Возьми на себя квартиры слева, — сказал комиссар Лапуэнту, — я займусь квартирами справа. Ты понял, что я ищу? — И добавил дружески: — За работу, старина!

Не успев позвонить в первую дверь, Мегрэ передумал, обернулся к Лапуэнту, который уже протянул руку к кнопке звонка.

— Не хочешь выпить?

— Нет, патрон.

— Ну, тогда начинай. Я через минутку вернусь.

Он мог, конечно, позвонить по телефону и от консьержки — мысль об этом звонке только что пришла ему на ум. Но, во-первых, он предпочитал поговорить без свидетелей, а во-вторых, был не прочь выпить чего-нибудь, стаканчик белого вина, например.

Ему пришлось пройти метров сто, прежде чем он нашел маленькое бистро, где, кроме хозяина, не было ни души.

— Стакан белого вина, — заказал Мегрэ. Затем передумал:

— Пожалуй, лучше перно.

Перно больше подходило к его настроению, погоде и атмосфере этого маленького опрятного бара, где, казалось, никто никогда не бывает. Мегрэ подождал, когда ему подадут, выпил полстакана и направился к телефонной кабинке.

Когда читаешь в газетах отчет о каком-нибудь расследовании, создается впечатление, что полиция идет по прямой дороге и с самого начала знает, куда надо идти. События развиваются логично, точь-в-точь, как в театре действие хорошо скроенной пьесы.

О бесплодной беготне, нудных поисках, которые часто заводят в тупик, о шагах, сделанных наугад, обычно не говорят. Мегрэ не мог назвать ни одного следствия, во время которого в тот или иной момент он не сбился бы со следа.

В это утро у него еще не было времени поинтересоваться Люка, Жанвье и Торрансом, которым он дал накануне задания, сегодня казавшиеся ему не особенно важными.

— Уголовная полиция? Дайте мне Люка. Если его нет на месте, тогда Жанвье.

Вскоре он услышал на другом конце провода голос Люка:

— Это вы, патрон?

— Да. Прежде всего запиши срочное задание. Надо достать фотографию Пикмаля — этого типа из Школы дорог и мостов. В гостинице ее искать бесполезно. Там ее нет. Скорее всего в Школе есть какой-нибудь групповой снимок, какие обычно делаются в конце года. Ребята из отдела экспертизы сумеют извлечь из него то, что надо. Пусть они работают как можно быстрей. Надо, чтобы фото появилось в вечерних газетах. Пусть его также пошлют во все участки. Чтобы ничего не упустить, загляни-ка еще в институт судебно-медицинской экспертизы.

— Понял, патрон

— У тебя есть новости?

— Я нашел Марсель. Ее полное имя Марсель Люке.

Мысленно Мегрэ уже зачеркнул это направление, но не хотел создавать у Люка впечатления, что тот трудился напрасно.

— И что же?

— Она работает корректором в ночной смене в типографии «Круасан». Ни «Молва», ни «Глоб» там не печатаются. О Табаре она слыхала, но с ним незнакома. Маскулена никогда не видела.

— Ты с ней побеседовал?

— Я угостил ее кофе со сливками на Монмартре. Это приличная женщина. Во Флери она влюбилась, а до встречи с ним жила одна. Она и сейчас любит его. За то, что он ее бросил, не сердится, а позови он ее снова, тут же побежит к нему. По ее словам, Флери большой ребенок, который нуждается в опеке и любви. Она уверена, что он способен на мелкое плутовство, но не на настоящую подлость.

— Жанвье рядом?

— Да.

— Передай ему трубку.

Жанвье было нечего сообщить. Он продежурил на улице Вано до полуночи, пока его не сменил Торранс.

— Бланш Ламот вернулась домой около одиннадцати одна, пешком. Поднялась к себе, и через полчаса свет в ее окнах погас.

— Никого с улицы Соссэ поблизости не было?

— Никого. Я могу сосчитать по пальцам всех, кто возвращался из кино или театра.

У Торранса дежурство было еще спокойнее. За всю ночь по улице Вано прошло всего семь человек.

— Свет в ее квартире зажегся в шесть утра. Она рано встает, видимо, чтобы управиться по хозяйству. Вышла она из дому в десять минут девятого и направилась на бульвар Сен-Жермен.

Мегрэ вернулся к стойке, допил перно, и так как оно было очень легкое, выпил еще стаканчик, пока набивал трубку.