— Сила Силыч, чем ты нас собрался угощать? — хохотнул Ратко. — Ты ж аптекарь.

— Так что, аптекари не люди, что ли? Не едят, не пьют? — не унимался мужик и тем временем тащил Весеня к своему дому.

— Но не за наш же счет! — полушутя возмутился великан, хватая друга за вторую руку и перетягивая к себе, как канат.

Видимо, чтобы усугубить нелепость ситуации, внезапно открылась дверь в доме на противоположной стороне улицы, и на пороге появился другой мужчина, худощавый, очень аккуратный, но с виду злой как черт.

— Сила Силыч, зачем тебе понадобился этот неуч и шарлатан? — не слишком громко, но отчетливо спросил новый участник сцены. — Ты посмотри, у него еще усы не пробились, а все туда же. Покалечит тебе покупателей, что делать станешь?

— Что происходит? — недоуменно спросила я, глядя, как Весень снова наливается злостью. Получается, не только я способна вывести из себя нашего надменного целителя.

— Пройдоха-аптекарь пытается заставить нас поволшбить над лекарствами, — пояснил богатырь. — Ну а местный лекарь терпеть не может волшебников и в особенности Весеня.

— Могу его понять, есть за что, — одобрила я.

Наконец разозленному Весеню надоело это перетягивание каната, и он, на удивление легко стряхнув с себя обоих, повернулся к аптекарю и холодно пригрозил:

— Лишу силы.

Сила Силыч немного опешил от неожиданного каламбура и спросил:

— Какой такой силы?

— Мужской, — мстительно пояснил Весень.

Я восхитилась его находчивостью, но на всякий случай шепотом спросила:

— А он может?

— Не знаю, — усмехнулся Ратко. — На мне не пробовал.

— А что у вас дальше по плану? — поинтересовался Лель, когда мы убрались из-под перекрестного огня лести и оскорблений.

Я хотела съязвить про острые случаи икоты и священную борьбу с бородавками, но под многозначительным взглядом Ратко прикусила язык.

— Перелом на Ольховой улице, да и все. После можем идти в трактир, если тебя это интересовало. — Весень наконец-то вернул себе былое спокойствие и даже снизошел до шутки над товарищем.

— Значит, он хотя бы переломы лечить умеет? — шепотом спросила я у Ратко.

— Не совсем, — смутился великан и перешел на еще более тихий шепот. — Собирает, вправляет и бинтует лекарь, а Весень помогает их сращивать… но не за один раз, конечно.

Мне показалось, что целитель все-таки нас услышал, потому что кожа его вновь приобрела розоватый оттенок. Не успела я поинтересоваться, сколько сеансов и денег необходимо, чтобы срастить перелом, как где-то на соседней улице послышались крики. Звуки были пугающими.

— Что это?

Парни тоже как по команде повернулись к источнику шума, а затем поспешили вперед. Навстречу нам уже бежала девочка-подросток, бледная, с широко раскрытыми от ужаса глазами. А за ней дородная тетка, прижимающая руку к сердцу.

— Что? Куда? — наперебой спрашивали волшебники, поравнявшись с девушкой, но та лишь отмахнулась и припустила дальше по улице.

Зато остановилась тетка, видимо наконец-то поняв, что такие скорости и дистанции уже не для нее.

— Потап руку себе… руку себе… отрубил! За лекарем… бегите… — сквозь сбивчивое дыхание сообщила она и затем сразу же без перехода ударилась в слезы.

— Какой двор? Показывай! — рявкнул на нее Ратко.

Сил у тетки осталось только на то, чтобы мотнуть головой в нужном направлении. А дальше проводник нам был уже не нужен — крики пострадавшего и всех пытавшихся оказать ему помощь были слышны издалека.

Ворота во двор оказались открыты нараспашку. Там по снегу метались испуганные красные следы, и чем дальше, тем больше их становилось. Виновник суматохи уже не кричал, сознание пощадило и оставило его. Зато кричали все вокруг: плакали дети, причитали женщины. Лишь один мужик оказался достаточно хладнокровным, чтобы попытаться оказать помощь пострадавшему. Он старался зажать обрубок какой-то тряпицей, уже насквозь мокрой от крови.

По старой привычке я приготовилась кинуться в бой: приказать поднять кровоточившую руку над головой владельца, отобрать у Леля ремень, наложить жгут… Но Весень успел раньше меня. Он вырвал пропитанную кровью тряпку у опешившего мужика и раскрыл обрубок руки несчастного. Одного прикосновения волшебника оказалось достаточно, чтобы кровотечение постепенно унялось.

— Ратко, мне нужен огонь, — подозвал целитель приятеля.

— Что вы собрались делать?! — пораженная внезапной догадкой, воскликнула я.

— Прижечь рану, — буркнул Весень. — Отойди, не мешай.

— Совсем себе мозги отморозили, волшебники хреновы?! — заорала я на парней (которые даже отшатнулись от столь радикальной смены лексикона). Затем повернулась к родственникам пострадавшего. — Где рука?!

Отрубленная конечность обнаружилась тут же, рядом с отброшенным топором. Ее протянули мне брезгливо, но вместе с тем благоговейно. Вопросы о том, как произошло несчастье, можно было оставить на потом.

— Не мне, ему! — безапелляционно указала я на Весеня.

Целитель замахал руками, пытаясь отказаться от подношения.

— Бери! — прорычала я. — Бери, очищай и приживляй! Срез ровный — у него еще есть шанс!

И если у пострадавшего был шанс, то у Весеня отвертеться от этой сомнительной процедуры — уже нет. Услышав мое заявление, люди вокруг оживились. Теперь волшебник мог уйти отсюда, только попытавшись приживить конечность, иначе пришлось бы убегать, спасая свои от того же топора.

Я не была уверена, что у него получится, но точно знала: подобная операция вполне по силам хорошему хирургу. Так почему целитель должен быть хуже?

— Если он умрет от дурной крови, в этом будешь виновата ты, — процедил Весень сквозь зубы и брезгливо взял отрубленную кисть.

— Это называется заражением, — со знанием дела ответила я. — Чем больше ты тянешь…

— Заткнись!

Я заткнулась. Действительно, совсем не время, чтобы блистать познаниями в медицине.

Кисть, по счастью, отлетела в свежий снег и на первый взгляд была чистой. Весень повертел ее перед глазами и то ли погладил, то ли ощупал срез. Видимых изменений после этого действия не последовало, но почему-то кожа у меня покрылась мурашками.

— Красное с красным, желтое с желтым, белое с белым, — тихо, как заклинание, шептала я присказку знакомого хирурга.

Знаю, Весень все прекрасно слышал, только виду не подал. Он медленно присоединил отрубленную конечность к тому месту, где она должна была быть, немного сдвинул, словно выбирая абсолютно правильное положение. По его бледным до голубизны вискам ручейками тек пот, губа была прокушена от слишком сильного сосредоточения и кровоточила. Вокруг висела абсолютная тишина: никто не осмеливался даже дышать. На секунду мне стало жаль паренька. Но он должен был понимать меру ответственности, которая кроется за званием целителя.