— Гриша, их действительно одиннадцать?

— Да, но я их всех не сгоню в одно место. Я же сказал — на меня смотрят: мужик, что ты приперся? У нас жрачка ещё есть. Впрочем, на меня все так смотрят… Ладно, — он наградил меня каким-то совсем тяжелым взглядом. — Я пошёл чай заваривать.

А мне что делать со всеми этими вещами и знаниями? Бред какой-то! Не надо было соглашаться на прогулку.

— Уснула?

Я обернулась от кровати, на которой разложила вещи чужого ребёнка, и увидела своего скрючившимся калачиком на ковре. Так засыпают только годовасики и те, кто смертельно устал.

— О, черт…

Да, у меня вырвалось… Не при ребёнке. Ребёнок спит.

Вербов держал в руках пластиковый пакет для мусора — раскрытым.

— Давай быстрее кровать освобождай. Я перенесу. Проснётся, пойдём пить чай. Не проснётся… — и он улыбнулся. Или все же это была усмешка? — Пойдём пить чай вдвоём и с кошками.

Я почти все разобрала. Один мешок он точно мог отвезти сиротам. Что не так? Стоит с мешком и молчит. Молча злится, что я ничего не взяла? Так я же не кошечка, чтобы мне помогать… Если моему ребенку что-то потребуется, я на это заработаю.

— Я сама переложу ребёнка, — выдала я, когда пауза подзатянулась и порядком надоела.

— Не доверяешь?

Откуда эта злость?

— У тебя руки заняты.

В ответ он просто разжал пальцы, и я еле успела подхватить мешок, чтобы из него не вывалились так аккуратно мною сложенные вещи. Он встал перед Любой на колени и, подхватив на руки, так на коленях и дополз до кровати, укрыл пледом и уставился на меня, стоящую с мешком.

— Пошли. Чай остынет.

И вырвал у меня мешок. Вам, Гриша, нервишки бы подлечить не помешало. Понимаю, одиннадцать кошек — это не погладить, а ответственность, но они, как выяснилось, у тещи, а ты, миленький, со своими двумя кошечками не справился: с Ульяной, как понимаю, и Илоной.

Вербов завязал мешок узлом и поставил у выхода, чтобы не забыть. Я не стала задерживаться у двери и пошла прямо на кухню. Рыжая снова лежала на столе. Не у чашек и не у торта, который оставался в упаковке, но у телефона — моего. А я как-то и забыла про конфискацию моего имущества.

Вербов, конечно же, перехватил мой взгляд, перегнулся через меня и, схватив телефон, чуть ли не швырнул в подставленные мною ладони — я и подставила-то их, чтобы телефон вернулся ко мне в целости. Сохранность собственных нервов в обществе дорогого начальника я себе гарантировать не могла. Сама виновата, что поехала к Вербову в гости. Вернее, в гости к кошкам его бывшей тещи — какая прелесть! Сплошной сюр!

— Мне выйти?

— Я не собираюсь звонить Кириллу! — развернулась я и уткнулась в Вербова носом. Кухня маленькая — могла б сообразить, что она рассчитана только на семейные ссоры в итальянском стиле!

— Что это за важный разговор?

Вербов выдохнул вопрос мне в лицо, но я не ответила. Он выжег своим дыханием все оставшиеся в моей голове мысли и сдобрил хвойной туалетной водой. Поняв, что ответа не получит, Вербов сказал то, что я и ожидала от него услышать:

— Я хочу завтра погулять с вами по центру. Там красиво.

— Я в курсе. Мы там гуляли.

Ко мне вернулось красноречие, но оно сопровождалось нездоровым румянцем. Где раскрытые форточки? Дайте мне одну!

— Ты не хочешь в центр или ты не хочешь со мной?

Его руки уже за моей спиной — к счастью, не на ней, а все же на столе, и между нами — телефон. Явно с новой эсэмэской или с новым пропущенным звонком. Иначе бы Вербов не завелся. А чего он завелся вообще?

— Гриша, я тебя не понимаю…

— Да я это вижу, Лиза…

А я больше ничего не видела — закрыла глаза машинально или скорее зажмурилась, когда почувствовала на губах его губы. Мне бы отпрянуть — так за мною стол, и я не двинулась с места, давая ему свободу своей вынужденной покорностью и полностью лишаясь своей. Его руки сомкнулись у меня за спиной и между нами не осталось даже телефона — его корпус точно сплющился, или нет — впечатался Вербову в живот и почти сразу исчез из моих рук. Через дикий шум собственной паники, забившей уши, я все-таки услышала кошачье шипение и легкий хлопок — Вербов швырнул телефон на стол, не глядя. А я до сих пор так и не открыла глаз, а он не прервал поцелуя, хотя я и не отвечала на него и даже не подняла рук, чтобы обнять. Но я же и не отталкивала…

— Так понятней?

Теперь я хлопала ресницами. Влажными — и если бы на них был хоть грамм туши, она бы потекла. Я видела только большие синие глаза — так близко от моего осталось лицо Гриши. Гриши… Я именно так и назвала его мысленно, пытаясь подыскать слова или для начала хотя бы мысли… Здравые… Нет, мне ничего непонятно. Ни про него, ни про себя. Почему у меня дрожат плечи…

Он вдруг поднял меня и усадил на стол — прямо на телефон. Я не принцесса на горошине — выживу, я и телефон. Спасибо, не на кошку…

— Гриша, что ты делаешь?

Прибавлялись только вопросы. Он вдруг опустился на колени и, сжав мои железной хваткой, ткнулся головой в замкнутый круг из собственных рук.

— Я не знаю, что делаю… Пытаюсь удержать тебя… И если мне дана на это всего лишь одна эта суббота, мне надо на коленях умолять тебя дать мне шанс…

— На что? — то ли перебила, то ли просто спросила я.

— Чтобы поухаживать за тобой, вот на что… Иначе ты явишься в офис десятого числа, напишешь заявления и я больше тебя никогда не увижу.

Он резко поднялся и шикнул на белую кошку, которая в этот момент запрыгнула на стол. Я осторожно вытащила из-под себя телефон в надежде, что Вербов этого не заметит. Напрасно.

— Тебе надо позвонить? — спросил он тихо и тут же громко сам себе ответил: — Тебе нужно позвонить и сказать, что завтра ты тоже занята. И в понедельник занята, потому что я хочу пойти с вами на елку.

Мой рот открылся, и я очень надеялась, что Вербов не закроет мне его поцелуем. Дрожь сменилась жаром — началась оттепель, я чувствовала ее капли под волосами на шее. Пока только там, пока…

— Это глупо…

— Что глупо? Пойти на елку с вами? А как мне еще пойти с тобой куда-нибудь, если тебе не с кем оставить ребенка? В офис ты не ходишь! Я уже сделал, кажется, все возможное и невозможное, чтобы тебя туда вытащить!

— Для этого? — чуть ли не запинаясь, с трудом выговорила я.

Пальцы Вербова скользнули мне под волосы, чтобы поднять и просушить. Боже, он видит, что творит со мной…

— А для чего еще? Ну не мог же я припереться к тебе домой? А ты умудрялась убежать из офиса раньше, чем я долбанный ноут успевал закрыть…