class="p1">— О, это же молодой Алигьери! — послышался чей-то смутно знакомый голос. — Ну, здравствуй!

Данте, еще пребывая в своих мыслях, машинально поклонился. И вдруг задрожал, словно пронзенный молнией. На него смотрели глаза, которые он так часто видел во сне и не хотел в этом признаваться. Глаза девочки из далекого майского праздника 1274 года. Она сильно изменилась за девять лет, но не узнать ее было невозможно.

Кровь загудела в голове, точно колокола собора Санта-Репарата. Он изо всех сил схватил себя за локти — чтобы не дать себе броситься к ней и заключить в объятия, но, видимо, тяжелое дыхание выдало его. Беатриче смутилась, растерянно оглянулась на сопровождавших ее дам. Положение спас Форезе, который начал нести веселую, ни к чему не обязывающую чепуху. Дамы заулыбались. Она тоже успокоилась, даже смеялась над шутками. На прощание одарила Алигьери благосклонной улыбкой.

Когда женщины скрылись в переулке, Данте разрыдался, как ребенок.

— Бедная, бедная Франческа! — повторял он, яростно размазывая слезы по щекам.

— Какая еще Франческа? — удивился Форезе. — Насколько мне известно, ее зовут Биче. Биче Портинари. А, нет, уже не Портинари. Она недавно вышла замуж, не помню за кого.

— Я и говорю. Ужасная история. Франческа, дочь синьора Римини, она влюбилась в младшего брата своего мужа. Это ад, даже хуже ада, когда любимый постоянно рядом с тобой, а ты не можешь, ты должна быть с этим стариком — жестоким, непонимающим, чужим…

Исчерпав все слова, Алигьери бросился к замшелой стене и несколько раз ударился головой о камень. Форезе схватил его за плечи, сильно встряхнул:

— Ну-ка прекращай, дружище! Что-то вино пошло тебе не на пользу. Какие старики? Муж Биче Портинари в самом расцвете сил, насколько мне известно.

Данте, словно проснувшись, внимательно посмотрел на приятеля:

— А при чем тут Биче? Я вообще… ее почти не знаю и знать не собираюсь. Я имел в виду ужасную историю, которую слышал в Болонье. Только историю, ничего больше.

Форезе покачал головой, ничего не сказав в ответ.

* * *

Судя по всему, Форезе Донати, флорентийский поэт, принадлежащий к школе Рустико Филиппи, стал очень близким человеком для Данте. Хотя бы только поэтому трудно представить поэта совершенным изгоем в семье Донати, а его брак с Джеммой — полностью лишенным каких-либо чувств. Данте и Форезе часто встречались, проводя время в пивнушках, и к тому же постояно переписывались, обмениваясь стихами и каламбурами. Со временем шутки становились все более едкими и все менее пристойными. Возможно, это и послужило причиной взаимного охлаждения.

Однако в «Божественной комедии» Данте встречает своего рано умершего приятеля и собутыльника не в аду, а в чистилище. И очень сочувствует бывшему толстяку — за чревоугодие тот осужден на муки голода и выглядит изможденным. Общаются они при этом так же, как и на земле: ругают Флоренцию и ее распутных дам. Ругает в основном Форезе, а наш герой продолжает надеяться на встречу с Беатриче.

Глава седьмая. Воскресные заботы

Мы снова на улицах Флоренции, в этот раз на виа-деи-Таволини, где находится знаменитая башня делла Беллы (Торре-деи-делла-Белла). Она, в отличие от дома нашего героя, не новодел, но тоже связана с известной личностью, правда, не такого грандиозного масштаба. В конце XIII века в ней жил Джанно делла Белла, аристократ, боровшийся за права бедных. Не только гвельфы и гибеллины воевали между собой во времена Данте, существовала также извечная классовая ненависть.

Флорентийское общество считало себя отчасти демократическим. Между тем пополаны сильно страдали от аристократов, не соблюдавших никаких законов. От их произвола простых людей не спасали даже должностные лица, поскольку нобили[30], поддерживаемые кланом своих родичей, всегда оказывались правы. Пополаны начали бороться силами своих профсоюзов, тогда это называлось цехами (arti). Лидеры цехов потребовали у правительства города всегда назначать особого гонфалоньера правосудия обязательно из числа пополанов и еще давать ему в поддержку тысячу вооруженных людей из числа приписанных к двадцати отрядам цехов. Первый из таких гонфалоньеров, Убальдо Руффоли, смог добиться разрушения дома нобиля Галетти за убийство пополана. Потом подобные суды начали стопориться, поскольку все боялись свидетельствовать против аристократов, и те вновь начали наглеть.

Когда всем уже казалось, что для простых людей нет выхода, появился Джанно делла Белла. Он добился права для гонфалоньера от ремесленников. Отныне тот заседал вместе с приорами и имел под своим началом четыре тысячи человек. Этим дело не закончилось. В 1293 году делла Белла написал «Установления справедливости» («Ordinamenti di giustizia») — свод законов, согласно которым вся власть в городе переходила к пополанам, а нобили становились ущемленным сословием, их карали за преступления гораздо строже, причем ответственность несла вся семья. Какие возвышенные мотивации стояли за этой тягой к справедливости? Флорентийский историк Сципион Аммирато (1531–1601) считал, что делла Белла просто отомстил таким изощренным способом знатной семье Фрескобальди за личное оскорбление. Так или иначе, делла Белла довольно сильно повлиял на ситуацию во Флоренции, доведя в итоге дело почти до гражданской войны.

* * *

В одно из воскресений семейство банкира Моцци, по обыкновению, отправилось на мессу. Они не любили кафедрального собора и ходили в церковь Сан-Пьер-Скераджо, неподалеку от реки. Здесь их знали, никто из прихожан не занимал скамей, которые обычно выбирали Моцци. И тамошний маленький хор казался им благозвучнее большой капеллы в Санта-Репарата. Так как Моцци были весьма уважаемыми людьми, всегда находились желающие встретиться с ними или просто поприветствовать поклоном. Поэтому на службах в Сан-Пьер-Скераджо стало многолюдно.

Сегодня Моцци, как всегда, пришли заранее. Близ банкирских скамей восседал старый рыцарь Берто Фрескобальди. Моцци, увидев его издалека, срочно начал перебирать четки, сделав вид, что молится. Фрескобальди буквально преследовал банкира требованиями вложить деньги в войну с Сиеной, чтобы наконец вернуть флорентийскую кароччо. При этом собственных средств старый хитрец имел предостаточно, просто не хотел тратить их на общественные нужды, предпочитая громкие слова.

Однако сегодня Фрескобальди, издалека поклонившись Моцци, даже не сделал попытки завести беседу. Рядом с ним сидел небогатый аристократ Джанно делла Белла, старый Берто разговаривал с ним, явно пытаясь склонить к чему-то. Делла Белла отрицательно качал головой, а старик буквально навис над ним, яростно жестикулируя.

— Нет и еще раз нет, — ответил тот, повышая голос. В этот момент прозвонил колокольчик, возвещавший начало мессы, но Фрескобальди в приступе гнева его не услышал. Выхватив кинжал, он схватил Джанно за нос и завопил:

— Только посмей мне перечить, сейчас отрежу к дьяволу!

Завизжали дамы, загомонили синьоры. Священники, торжественно следовавшие к алтарю, замедлили шаг и недоуменно переглянулись.

«Какой глупец!» — подумал Моцци. Он знал, что делла Белла