имеет колоссальное влияние в пополанских кругах и к тому же не умеет прощать обиды. Пройдет неделька-другая — этого Фрескобальди вместе с верными охранниками вытащат из какой-нибудь канавы мертвыми. И наказывать будет некого. Мало ли безвестного сброда ютится в лачужках за городскими стенами?

Дюжий монах, появившийся будто из-под земли, молча встал перед Берто.

— Зачем ты лезешь? — сказал ему старик. — Это мои земные дела, с Богом они никак не связаны.

Монах, не отвечая, продолжал смотреть на руку Фрескобальди, сжимающую нос несчастного Джанно. Наконец зарвавшийся аристократ выпустил своего собрата. Тот ненавидяще сверкнул глазами и отошел к дальним скамьям.

…После мессы во дворце Моцци снова собрались знатные персоны. За обедом спорили: к чему же пытался принудить Джанно старый Фрескобальди? Кто-то вспомнил: кажется, делла Белла построил дом на спорной земле, которой когда-то якобы владели Фрескобальди.

— Да не в стройке дело, — перебил хозяин, — они оба торгуют сукном, и Джанно оказался расторопнее. Когда изгнали гибеллинов, он первым наладил связь с неаполитанскими Анжу. Тогда это не казалось таким перспективным, и Берто упустил время. Теперь он требует поделиться покупателями, грозя отнять спорные земли.

— Гибеллины… — мрачно произнес Риччи, — после приезда этого папского легата от них спасу не стало. Коалиционное правительство им подавай!

— А они и рады, — вздохнул Кавальканти. — Вернулись, связи прежние ищут. Помяните мое слово, если так пойдет дальше — рассорят они нас с папой и закончится наше торговое благоденствие.

Корсо Донати ухмыльнулся:

— Недолго им уж осталось.

— Да… — Моцци вышел из задумчивого состояния, — ты прав. Я пригласил вас сегодня как раз поэтому. Наши местные гибеллины сами по себе не представляют опасности. Италия постепенно очищается от имперской заразы, но есть один очаг, все вы знаете, я говорю об Ареццо. Этот город упорно поддерживает императора, несмотря на многочисленные беседы наших друзей. К счастью, этот факт беспокоит не только нас. Папа и Карл Анжуйский готовы помочь флорентийской армии.

Риччи встрепенулся:

— Насколько? Как много наемников они оплачивают?

Моцци помолчал, внимательно оглядев собравшихся. Покрутил в пальцах изящный серебряный кубок.

— Наемники, да. Разумеется, они будут. Но видите ли, в чем дело, друзья мои. Я думаю, мы никогда не победим окончательно чужими силами. Нужно формировать армию, и в ней обязательно должны воевать и флорентийцы.

Риччи хмыкнул:

— Многие предпочтут откупиться, а не посылать своих сыновей.

— Вот и хорошо, — отозвался Корсо Донати, — купеческие сынки все равно воевать не умеют.

— Насколько я понимаю, — тонко улыбнулся Моцци, — ты предпочтешь воевать лично.

— Мог и не спрашивать, — гоготнул Корсо, — представь меня прячущимся под прилавком.

— Или под чьей-нибудь юбкой, — закончил хозяин дома и подытожил: — Друзья, кто не собирается махать мечом или посылать на войну сыновей — нужно поучаствовать средствами.

— Только не берите у Фолько Портинари, — попросил Риччи, — он и так много сделал для родного города. Его больницу Санта-Мария-Нуова знают даже в Англии, и его дочь немало помогала ему. К тому же он крепко нездоров нынче.

— Согласен с тобой. — Моцци вытащил огромную конторскую книгу и начал делать пометки.

Старый Манетто Донати положил на стол два золотых флорина.

— Вот. Несмотря на воинственный настрой моего родственника. За сим прошу позволения откланяться. Душно что-то нынче, еле дышу.

— С Богом, почтеннейший. — Хозяин дома кликнул слугу и приказал проводить гостя.

Мессир Манетто хотел поскорее вернуться домой, дабы лишний раз проследить за незамужней дочерью. В последнее время она отлынивала от домашних дел ради прогулок с подругой — некоей Лаисой из пополанской семьи. Этот факт раздражал старого Донати. Хотя девушку тоже можно было понять: ей исполнилось 19 лет, давно пора начать семейную жизнь, да вот жених не торопился идти под венец. Бедная Джемма умирала от скуки.

В этот воскресный вечер подруги вынесли во внутренний дворик большое блюдо с фруктами и уселись рядом с ним на траву.

— Нет, все же тебе не повезло с женихом. — Судя по всему, Лаиса поднимала эту тему не первый раз. — Мало того что небогат, так ты ему еще и неинтересна. Вспомни, три дня назад мы шли из церкви и встретили его с твоим Форезе. Так он тебя даже не узнал.

— Потому, что смотрел в другую сторону, — невозмутимо ответила Джемма.

Подруга пристально посмотрела на нее:

— Это называется: выдавать желаемое за действительное, дорогая. Ты же видела, как они нас поприветствовали.

— В таком случае, чем ты недовольна? — пожала плечами дочь Донати. — Поприветствовал — значит узнал. И вообще, позаботься лучше о себе. Вся Флоренция судачит о твоих тайных ночных свиданиях.

Лаиса, вспыхнув, быстро проговорила:

— Это жених мой, мы обручены, просто никто не знает.

— Вот и плохо, что знают о тебе не то, что нужно. — Решительным движением Джемма взяла с блюда последнюю виноградину и с аппетитом съела. — А он еще и не здешний. Сделает тебе ребенка и поминай, как звали!

— Ты… ты злая! — Лаиса схватила пустое блюдо, неубедительно замахнулась, но решила перевести дело в шутку. Ссориться не хотелось — тогда пришлось бы лишиться подарков, которые дочка мессира Донати нет-нет да и посылала подруге. Сославшись на недотканный гобелен, Лаиса ушла.

Джемма осталась сидеть на траве, лениво наблюдая за воробьями. Неслышно подошла служанка:

— Кариссима, пойдем домой, не застудилась бы ты, земля сегодня сырая. Да и патер скоро вернется.

— Мне нужно с ним поговорить, — отозвалась девушка, проворно вставая.

Услышав приближающийся стук копыт, Джемма спряталась в простенке у входной двери. Она умела определять настроение отца по походке, это очень помогало не попадать под горячую руку.

Сегодня шаги звучали четко, но не топали. Это значило: старший Донати доволен жизнью, не утомлен и не разгневан. Подождав, пока он умоется с дороги и пройдет в комнату, дочь сбегала к себе за рукоделием. Она уже вторую неделю вышивала букет роз.

— Отец, могу я показать вам? — Девушка протянула ему рамку с вышитой картиной. Манетто долго смотрел. Ему очень понравилось. Правда, не красота роз, а количество стежков, которые пришлось сделать дочери. Трудолюбива и упорна, это хорошо.

— Ты достойна похвалы. — Он погладил ее по голове. — Иди к себе.

Джемма не уходила.

— Ну что там у тебя? Говори.

— Отец… Мне уже девятнадцать и я обручена. Когда вы считаете, будет свадьба?

Манетто внимательно посмотрел на дочь:

— Торопишься замуж?

— Не тороплюсь, просто хочется знать.

Старый Донати усмехнулся:

— Живи спокойно, пока Бог позволяет. Чует мое сердце, наплачемся мы с этим твоим женихом.

Глава восьмая. Гений логики

Совместные развлечения и пьянки, а также чувство юмора и любовь к каламбурам несомненно объединяли Дуранте Алигьери и Форезе Донати, но гораздо более наш герой добивался