– Как правильно заметил Михаил, – видя, что Алексей готовится возразить, царь повысил голос и пресек недовольство младшего сына на корню, – действовать нужно быстро и эффективно. Вести сразу две войны чрезвычайно обременительно для государства.

С чего я, собственно говоря, взял, что с нами здесь будут советоваться? Нас собрали, чтобы довести до нашего сведения политическую обстановку и раздать заготовленные приказы. Ну, может, еще посмотреть на правильность реакции, не зря же Глазков так внимательно наблюдал за нами. А и ладно! Вообще-то грех жаловаться, пусть все устроилось не совсем так, как мы с Алешкой ожидали, главное – вырваться из столицы. Подальше от интриг и всевидящего ока Никиты Андреевича и поближе к простым людям. Не знаю, как царевичу, а мне в поле точно будет легче дышаться, нежели во дворце. Кстати, если считать, что я попал в местный аналог петровской эпохи, то откуда уланы? Вроде бы они попозже появились? Хотя какая мне разница? Не стоит забивать голову параллелями, нужно принимать этот мир таким, какой он есть, и стараться «встроиться» в него. Благо, что в тело князя попал, а не землепашца – как ни крути, а бонус солидный.

С такими мыслями я направился к выходу вместе с остальными участниками совета, но не тут-то было:

– Алексей, Михаил, задержитесь!

Ага, «а вас, Штирлиц, я попрошу остаться!». Пока не сильно страшно, но легкий озноб по спине пробежал, ибо в кабинете остался не только государь, но и глава Сыскного приказа. Впрочем, чего это я? Лично моя совесть чиста, ничего предосудительного я не совершил, а если у кого-то есть претензии к «раннему» Бодрову, так я ни при чем, я ничего этого не помню.

– Миша, я искренне рад тебя видеть, – Иван Федорович подошел к нам, замершим на полпути к выходу, и по-доброму, по-отечески положил руки мне на плечи. – Рад, что ты выжил в той странной истории, в которой Никита Андреевич обязательно разберется, и рад, что сумел избавиться от чахотки. Воистину, не было бы счастья, да несчастье помогло. И за ум ты вроде бы взялся, полк хороший сформировал, со штыком просто здорово придумал, пушек по своему усмотрению добавить не побоялся. Молодец, одним словом. Но, Миша, две дуэли за три дня – это перебор! Это никуда не годится!

– Видит бог, ваше величество, меня оба раза провоцировали, – осмелился я сказать слово в свою защиту, – никак нельзя было избежать.

– А ты, значит, изо всех сил пытался избежать поединка? – хитро прищурившись, поинтересовался государь.

– Хотел тихо-мирно жизнь с чистого листа начать, тем более что память ко мне не спешит возвращаться. Да, видимо, прошлое не оставляет в покое.

– Может быть, может быть, – царь задумчиво покачал головой. – А с Ружиной что? Подружился, что ли?

– Так жалко ее. За наши интересы пострадала, а живет тут изгоем.

– За наши интересы, говоришь? – подал голос из-за стола Глазков.

– За наши, за таридийские, – уверенно подтвердил я.

– Ладно, Миша, удачи тебе в походе, – вновь прервал нашу с Никитой Андреевичем маленькую перепалку Иван Федорович, – пришла пора вам с Алексеем взрослеть. Не подведите меня.

Я понял, что на этом моя часть аудиенции окончена, и, отвесив положенный по этикету поклон, поспешил покинуть помещение.

– Фу-х, – лишь добравшись до лестницы, я позволил себе облегченно выдохнуть и украдкой утереть пот. Вроде бы обошлось, не наломал дров, не ляпнул чего лишнего. Но напряжение испытал солидное, только сейчас и понял это. Нет, не по мне такая жизнь, скорее в поля, там всё будет проще: здесь свои, там чужие. Вперед, труба зовет!

Но до отъезда мне следовало нанести визит господину Калашникову. Царевич Алешка всё еще получает целеуказания от своего венценосного родителя, Глазков, которого я на подсознательном уровне опасаюсь, тоже занят, отношения с князем Григорянским выяснили, следовательно, его люди для меня не опасны. Если и имеются еще в наличии суперидейные друзья товарища Воротынского, то две удачные дуэли должны заставить их поостеречься, так что с этой стороны мне тоже ничего не грозит. Следовательно, самое время сделать вылазку в город.

У себя дома бывший купец вел себя совершенно иначе. Сегодня в нем не было ни капли нерешительности или смущения, сплошное самолюбование и выставляемое напоказ чувство превосходства. Нас с Кузьмичом и Игнатом Калашников окинул брезгливо-осуждающим взглядом, мол, целый князь со своими людьми пожаловал, а можно подумать, будто нищета какая-то случайно с дороги сбилась. И свой зад от широкого кресла он оторвал с такой нескрываемой неохотой, что мне мгновенно расхотелось вести с ним дела. Да и Юрий Иванович не горел таким желанием – разрыва помолвки с дочерью он от меня добился, и больше я ему был неинтересен. Плохо. Потому что на поиск других предприимчивых людей нужно время, а значит, реализацию даже тех немногих перспективных дел, которые я смог выжать из своего потребительского сознания, придется откладывать в долгий ящик. Обидно. С другой стороны – раз не получается, значит, время еще не пришло.

Идею переманить или выкрасть из Фрадштадта мастеров-зеркальщиков он с ходу отмел как несостоятельную. А предложение использовать имеющиеся в моих северных землях горячие источники вызвало у коммерсанта лишь равнодушное пожатие плечами – если бы где-то в окрестностях столицы, то может быть, а где-то в районе Белогорска – кому это нужно?

Что ж, по крайней мере, свое обещание найти для меня рудознатцев Калашников выполнил, и в ближайшее время четверо специалистов в области полезных ископаемых из далекого Криола должны будут прибыть в Холодный Удел. Хоть что-то.

Да, вторую половину моего долга, того самого, который он упорно хотел простить всего несколько недель назад, купец молча принял. Да еще с таким видом, словно вот прямо в сей момент пойдет и раздаст эти деньги милостыней у ближайшего храма. Вот такой двуличный олигарх местного разлива оказался: без году неделя, как дворянство получил, а спеси уже столько, словно в родословной с десяток царей да королей. Черт с тобой, Калашников, без тебя обойдемся.

– Очень странно, – заявил я, опуская подзорную трубу, – не логично. Потому предлагаю все-таки дождаться темноты.

Мы выбрались на рекогносцировку к берегу реки Солянки и сейчас наблюдали противоположный берег из небольшого хвойного лесочка. День уже начал клониться к вечеру, на улице ощутимо холодало. От воды на оба берега медленно наползал туман. Сейчас он уже скрыл невысокий земляной вал и принялся пожирать недостроенные стены маленькой деревянной крепости, возводимой тимландцами на правом берегу Солянки. Чуть выше по течению стоял старый деревянный мост, но местные жители предупредили, что соваться на него не следует – захватчики несколько дней проводили на нем какие-то работы, после чего и сами не пользовались мостом, и посторонним запрещали. Это было неприятно, но не более того, Солянке было далеко до Волги или Енисея. Всего каких-то тридцать метров ширины, из которых по три-четыре метра с каждой стороны занимали отмели. Не лето, конечно, но кто говорил, что будет легко?