Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза у правдолюба горели. Я понял, на что он может променять свою газету. «Я хочу, только чтобы меня любили», – пронеслась у меня в голове странная корявая фраза. Откуда этот сентиментализм?
– Может, тогда в два часа? – спросил я.
– Боюсь, в два часа буду занят уже я. У меня… встреча.
– В три?
– В три. Хорошо. Договорились.
Троцкий встал, пожал мне руку и на прощание добавил:
– С вами интересно общаться. Вы нерядовой человек. Переходите на мою сторону. Мне нужны умные люди. Скоро я размажу этих сектантов. Подумайте над моим предложением. Не окажитесь среди проигравших.
Он пождал мой реакции. Я молчал. Тогда он добавил:
– Я дам вам денег. Мне будет нужно знать, что они замышляют.
Ошарашенный этой откровенной наглостью я молча вышел.
На улице мне показалось, что я видел издали Авеля.
По дороге домой зашел в казино. Ну, как по дороге, пришлось сделать крюк через весь город. А прежде чем зайти в казино, пришлось зайти в банк. Когда я оттуда вышел, мой долг банку вырос еще на несколько сотен крон. Сел за рулетку, поставил на красное. Красное проиграло. Правильно, я же теперь служу черносотенцу, а не красному делу. Поставил на черное. Тоже проиграл. Далее отдал дань Пушкину: проиграл на тройке, семерке и одиннадцати вместо туза. В заключение банально поставил на чертову дюжину без всякой надежды. Правильно, нечего было надеяться. Проиграл. Кронопускание получилось основательным. По традиции, после проигрыша решил выпить. Но тут я вспомнил, что попробовал новое средство для поднятия духа. Я побежал в ближайшую аптеку. Ближайшая аптека оказалась далеко. Когда я ее нашел, там не нашелся кокаин. Я в другую – тоже самое. В третью – безрезультатно. Тут я вспомнил, что в аптеках надо спрашивать «препарат Келлера», а не кокаин. Спросил. Все равно нет. Двинулся вспять во вторую аптеку. Препарат кончился. Вернулся к первой. Провизор спросил, доктор ли я. Надо было отвечать быстро и уверенно. Ни то, ни то у меня не получилось. В итоге я ушел с пустыми руками. Я сунулся еще в пару аптек, но в одной препарата не было, в другой спросили лицензию врача. Провал.
Я сказал, что сделал крюк по пути домой. Но это был не крюк, а замысловатые петли. Кружева.
Дома меня ждал допрос с пристрастием.
– Как все прошло?
– Все прошло плохо. Он назвал вас бандитами и сектантами.
– Согласился на новую встречу?
– Согласился.
– Когда?
– Завтра.
– Послушай, почему я должна все клещами из тебя вытаскивать!? – вспылила Анна.
– Понадобится, вытащим. Именно клещами, – деловито добавил Коба.
– Завтра, в три.
– Точно в три?
– Да, точно в три. В два он не может. У него встреча какая-то.
Коба с Анной переглянулись.
– И еще… – я сделал театральную паузу, которая никого не заинтриговала, – мне кажется, он готов к торгу. Он не такой принципиальный, как рисуется. Его больше всего интересует власть. Если ему предложить пост какой-нибудь в ЦКа, он может клюнуть.
– Да, это понятно, – отмахнулась Анна, – значит, говоришь, в два он занят. Хорошо.
Тут дверь распахнулась, и вошел запыхавшийся Авель.
– А ты уже здесь, – бросил он мне.
Его почему-то не спрашивали, где он шлялся.
После ужина Анна что-то прошептала Кобе. Тот молча встал, взял Авеля за шкирку и направился к выходу.
– Сходят проведать твоего «друга».
Я даже не стал спрашивать какого из моих друзей: Троцкого или несчастного пациента «С». Было понятно, что это только предлог остаться наедине. Когда дверь хлопнула, Анна распустила волосы. «Забавно, – подумал я, – свершилось то, о чем я мечтал: мы вдвоем, одни, но… »
– У нас кончилось вино. Я быстро сбегаю в магазин. Ты пока прими ванну… Ладно? – протараторил я и, не глядя на Анну, побежал на выход.
Когда я через час с двумя бутылками в руках и одной в желудке вернулся домой, Анна спала сном праведницы. Я разделся и залез под одеяло. Она подняла сонную голову и выдала реплику, которой нет ни в одной пьесе:
– Ну, и х… с тобой.
23
«Т» сразу начал говорить, как только лег на кушетку. Он желает смерти своей избраннице. Он любил ее, он до сих пор ее уважает, он не искупит свою вину перед ней всю оставшуюся жизнь. Но все равно мечтает, чтобы она умерла. Я спросил, мечтает ли он ее убить? «Т» сказал, что просто хочет, чтобы она исчезла. (Типичная детская позиция). Но затем он признался, что у него было желание избить ее. Убить он хотел бы других трех человек.
У меня была статья на тему агрессии к объекту любви. Скорее всего, ребенок интерпретирует подсмотренную сцену родительского секса, как борьбу, драку. То есть то, что ему знакомо. Борьба связывается с чувством удовольствия от увиденного. Это приводит к садистским представлениям о любви. Но в последнее время, я все чаще думаю, что амбивалентность чувств к объекту любви имеет более общую, глубокую причину. Либидо действует импульсивно. Влюбленный совершает сверхусилия для достижения объекта. В обычном состоянии он на это не способен. Появляется сверхнапряжение. Психическая система желает вернуться к равновесию, но высокая оценка объекта не дает это сделать. Объект должен исчезнуть. Кажется, «Т» пропустил мои теоретические рассуждения мимо ушей. С несколько обиженным тоном он заявил, что прошлый кошмар не отпускает его. Он снова проснулся в холодном поту от наблюдающих за ним волчьих глаз. Кошмар повторился почти точь-в-точь. Кроме одной новой детали. Он слышал конский топот. Но возможно, это звуки улицы прорывались сквозь сон. Объяснение этому простое: кошмар повторяется, потому что анализ еще не закончен. А это целиком и полностью зависит от пациента, от его усилий вспомнить все. «Т» согласился рассказать об отце, что недавно вспомнил и что доселе умалчивал. Главный источник информации – рассказы дядьев. Они с удовольствием расписывали портрет отца в черных тонах. Именно поэтому пациент им не верил. Во-первых, отец, отпрыск старинного аристократического рода, женился на матери, девушке совсем не знатного происхождения, не по любви, а по расчету. Аристократ промотал свое состояние и решил поправить его за счет невесты из богатой купеческой семьи. Первое имение – это его родовое гнездо. Во-вторых, отец был жесток до садизма. В его владениях: на конюшне
