Он принялся разглядывать жену и тут же понял, что разговоры о выполнении супружеских обязанностей здесь ни при чем. Он по-настоящему хотел ее, очень хотел. Но ведь Гастингс окатила его горячей водой и заслужила обращение, которое принято по отношению к строптивым женам.

— Ты сам довел меня, — заявила она, переворачиваясь на бок и укрываясь одеялом. — Нет, я не желаю, чтобы ты прикасался ко мне. Ты слишком зол и сделаешь мне больно.

— Больно? Нет, Гастингс, я не причиню боли, хотя ты это заслужила, — сказал он, доставая баночку с кремом. — Ложись на спину.

Бросив в него одеяло, Гастингс откатилась на другую сторону кровати, но он схватил ее за локоть и подтащил к себе. Черт побери, она заслужила наказание, однако ему это не под силу. Открыв баночку, он набрал побольше крема.

— Попробуй только шевельнуться. — Он решительно принялся за дело.

Ей это необходимо, а он пока еще может держать себя в руках. Гастингс не шелохнулась, Трист тоже. Зверек лишь громко ворчал, не сводя глаз с хозяина.

— А у тебя подходящие груди, — заметил Северн, окидывая взглядом тело жены. — Подходящие, но не более того. — И он взял в руку одну грудь. — Как раз заполняет мою ладонь, в ней будет вдоволь молока для моих сыновей.

— Мне противно. — Гастингс попыталась отодвинуться. — А теперь отпусти меня, я должна идти на кухню, присмотреть за ужином.

— Молчи, я уже смазал кремом, где надо, ты не почувствуешь боли. — Его рука подхватила другую грудь и легонько сжала. Затем он провел ладонью по ее животу. — Мои пальцы не достают до тазовых костей. Ты создана, чтобы рожать детей. По крайней мере физически.

Он перевернул Гастингс на живот, и она почувствовала, как он ощупывает ее бедра. Она не боялась его. Даже в тот момент, когда он держал ее на весу и тряс изо всех сил. Когда взял ее грудь, она тоже не испугалась, хотя грубые ладони терли нежную кожу. Это вызывало какое-то странное ощущение. Теперь он оценивает бедра, снова прикидывает, сможет ли она рожать. Это уже слишком.

Даже чересчур.

Такого она не могла вытерпеть. Внезапно его пальцы коснулись самых интимных мест, и Гастингс вскочила, отчего Трист метнулся на руку хозяина.

— Не сопротивляйся, Гастингс, я сейчас. Внутри у нее все сжалось, но крем облегчил вторжение. Она не почувствовала боли, ей только казалось, что нечто огромное заполнило ее лоно. Гастингс зажмурилась, гадая, испытывает ли муж удовольствие от своих действий.

— Что ты чувствуешь, когда делаешь это со мной? Он приоткрыл глаза, но не остановился, ибо даже мысль о задержке была невыносимой, и хрипло пробормотал:

— У меня нет слов.

Трист громко заверещал, однако Северн больше не обращал ни на что внимания. Как бы ему хотелось, чтобы Гастингс отвечала ему, обхватила его ногами.

Нет, она просто лежит, ей все безразлично, она его ненавидит и не сопротивляется лишь оттого, что понимает безнадежность такой затеи.

Гастингс следила за выражением его лица, за тем, как он вдруг запрокинул голову и вскрикнул. Она почувствовала внутри теплую струю его семени, его судорожные конвульсии и, когда он наконец затих, спокойно произнесла:

— Ты — скотина. Ненавижу. Если на тебя опять набросится убийца, я уступлю ему дорогу. Если заболеешь, я предоставлю тебе лечиться самому. Оставь меня в покое, Северн. Я не искусна в любви, совершенно ее не хочу и даже недостаточно красива, чтобы тебе захотелось снова проделывать это со мною. И я молюсь, чтобы ты оставил в покое Алису. Она такого не заслужила. Ни одна женщина такого не заслужила.

Северн резко встал. Трист замер у плеча Гастингс, не сводя глаз с хозяина. Она побледнела, но кулаки у нее были сжаты. В этот момент раздался громкий стук.

— Кто там? — рявкнул Северн.

— Милорд, мы принесли ванну.

Выругавшись, он приоткрыл дверь, однако не позволил слугам войти и сам втащил ванну. Северн налил туда оставшуюся горячую воду, покосился на Гастингс, потом забрался в ванну, буркнув через плечо:

— Иди присмотри за моим ужином.

— Нет.

— Что ты сказала? — изумился он.

— Я сказала нет. Больше я ничего не стану для тебя делать. Ты не заслуживаешь моей заботы, как не заслуживаешь Оксборо. Милорд Грилэм и король Эдуард совершили ошибку. Может, отцу удалось тебя раскусить, он понял, что ты за человек. Я не желаю иметь с тобою никаких дел, Северн. Никаких.

— Ты сейчас подойдешь и вымоешь мне спину.

— Лучше я всажу в нее кинжал.

— Ты мне угрожаешь? Ты, женщина, смеешь мне угрожать? — Он в гневе хлопнул себя ладонью по лбу. — Я только что овладел тобою. Наверное, мне не стоило беспокоиться о креме, но я позаботился о тебе. Неужели ты никогда не научишься сдержанности, женщина?

Гастингс упрямо качнула головой и, согнувшись, поплелась за полотенцем и халатом. Она выглядела совершенно больной.

— У тебя нежное тело. Если бы ты придержала язык, если бы с охотою делала то, что я велю, мне не пришлось бы брать тебя силой и нам не понадобился бы крем. Ты можешь доставлять мужу радость, но предпочитаешь этого не понимать.

— Доставлять тебе радость? — Гастингс не верила своим ушам. Этому не поверит ни одна женщина, возлежавшая с мужчиной. — Ты прав, Северн. Я сама виновата, я думала, мне будет больно, потому что все это уже само по себе является наказанием. Конечно, ты выказал заботу, прихватив крем, но лучше бы показал, какой ты безжалостный, какой могучий воин и какое я ничтожество по сравнению с тобой. Неужели я и впрямь могу доставить тебе радость? Неужели я должна кричать от восторга, когда ты тащишь меня в постель, чтобы надругаться надо мною? — И она выскочила из комнаты.

— Не смей уходить, — рявкнул Северн. Но Гастингс даже не обернулась, и он медленно погрузился в воду. Ему пришлось мыться самому. Единственное оказавшееся под рукой полотенце было уже мокрым, и, кое-как утершись, Северн начал одеваться. Трист следил за хозяином преданными темными глазками.

— Она меня отталкивает, Трист, хотя я не причинял ей зла. Ты сам видел. Она лежала, словно великомученица, мягкая, теплая, податливая, но она была не со мною, Трист. А ведь я не собирался жениться. У нас все шло как нельзя лучше, пока мы не вернулись в разоренный Лэнгторн. Ты знаешь, мне была необходима богатая невеста. Зато теперь я обзавелся всем, о чем мечтает каждый мужчина. Я знатен, богат. А что такое жена? Лишняя обуза, и больше ничего. Я и впредь буду спать с нею, пусть себе лежит неподвижно. Она всего лишь женщина, Трист, моя супруга и должна слушаться. Она окатила меня водой только за то, что я взглянул на грудь Алисы, но ты сам видел, как она трясла ею перед моим носом. А потом даже эта девка пошла против меня, заявила, что я лишь мужчина, а они давние подруги. Какая глупость. Да, я — мужчина. Что еще за «лишь мужчина»? Мужчина есть мужчина, а не какое-то «лишь», о чем бы она там ни думала. К тому же я не безродный крестьянин, а их хозяин. Что же у нас получается, Трист? Конечно, я мог бы обойтись с нею поласковее, только вряд ли от этого будет прок. Она меня ненавидит, обзывает скотиной. Я спас ее от Ричарда де Лючи. Ну, может, и не совсем, но если бы тот негодяй не ранил меня, я мог бы выследить его хозяина. Черт побери, Трист, что я такого сделал, чем заслужил все эти упреки?