– Что за бред? – вспыхнул Макс. – У нас не крепостное право. Как можно здорового человека поместить в психушку?

Лиза улыбнулась:

– А давай у Джека спросим, как у профессионала, можно или нельзя.

– Да он что, совсем беспредельщик? Неужели мы на него управу не найдем? – Макс сжал кулаки, хрустнув пальцами.

Лиза пожала плечами. Глеб усмехнулся: какая трогательная театральная беспомощность. Подруга явно переигрывала. Не в ее характере смиренность и растерянность. Она наверняка что-то замыслила и выжидает момент, чтобы озвучить свою идею. Сразу бы и говорила, без прелюдий.

Джек словно прочитал его мысли:

– Елизавета, чего ты сама хочешь? У тебя есть конкретное предложение?

Все замерли, внимательно глядя на нее.

– У меня есть конкретное предложение, – она выдержала паузу. – Нужно убить моего мужа.

Глеб громко расхохотался. Лиза подождала, пока он справится с приступом смеха, и повернулась к Максу:

– У тебя там шашлыки сгорели, – кивнула она на мангал, откуда доносился специфический запах.

– Блин! – выругался Максим и бросился к шампурам.

Весь оставшийся вечер друзья делали вид, будто все в порядке и не было никакого неприятного разговора. Лиза надела солнцезащитные очки вполлица, чтобы никого не смущать, слушала врачебные байки Джека и смеялась над пошлыми анекдотами Макса. Глеб отмалчивался, налегая на шашлыки. Со стороны их беседа могла показаться непринужденной и беззаботной, но сами участники ощущали невероятную напряженность, сквозившую в каждой фразе.

Глеб беспрерывно курил, размышляя о том, какое решение примут товарищи. Даже если он скажет «нет», один голос ничего не изменит. Впрочем, ни о каком голосовании речи не шло, поскольку вступало в силу правило круга. Своим правом Глеб уже воспользовался – и спас брата. Затем Макс – избавился от нежеланного наследника, а заодно и бывшей любовницы. Теперь настала очередь Лизы. И она не стала скромничать, как прежде. На этот раз ее желание было предельно циничным. Глеб ожидал чего-то подобного. Но все равно оказался не готов.

– Ладно, парни, пора по домам, – Лиза встала, стряхнув с юбки невидимые пылинки. – И так я с вами засиделась.

– Тебя подбросить? – Макс беспокоился за подругу.

– Руки у меня целы, и мозг не пострадал, сама доберусь, – отрезала Лиза и тут же добавила: – Спасибо, Максим. Мне приятна твоя забота. Ты меня только до машины проводи, а то у тебя тут кочки, как бы не навернуться ненароком.

Хозяин повел гостью к калитке, поддерживая за талию. Джек проводил их долгим взглядом и повернулся к Глебу:

– Что ты думаешь обо всем этом?

– Думаю, что другие варианты ее не устроят.

– Да, она всегда отличалась любовью к простым и грубым методам. Но ведь это ее право.

Глеб сплюнул, ничего не ответив. Накатила резкая апатия: не было сил ни злиться, ни спорить. Даже двигаться не хотелось. Он подпер голову рукой и стал наблюдать за бьющейся о лампочку мошкарой. Через пять минут вернулся хозяин дачи.

– Ну Лизка и выдала, – Макс пнул воображаемый мяч. – Я с ней перетер малость. Она сказала, что не хочет пороть горячку и попробует еще раз поговорить с мужем. Только что-то я за нее боюсь.

Повисла тишина, нарушаемая лишь уютным шелестом листьев. Друзья сидели молча, погруженные каждый в свои думы. Джек изредка бросал взгляд то на одного, то на другого, словно пытался прочитать их мысли. Макс вышел из оцепенения и предложил разъезжаться по домам:

– Меня уже Надька, поди, заждалась. Ох и разорется же.

– А ты ее приструни, – с улыбкой предложил Джек.

– Ты что, Надька – это святое. Пусть орет, крепче спать будет.

Быстро собрались и попрощались, пообещав созвониться на днях, когда появятся новости от Лизы.

Всю обратную дорогу Джек то и дело улыбался самому себе, поглядывая в зеркало заднего вида. Несмотря на отсрочку, зачем-то взятую подругой, было очевидно, что решение ею уже принято и не изменится. Идея избавиться от богатого супруга созрела у Елизаветы не за два дня. Наверняка она взвешивала все «за» и «против» сотни и сотни раз. И если уж пришла к выводу, что его смерть – наилучший выход, то своего добьется. Что ж, такое желание Джеку на пользу. Планирование и осуществление убийства крепче свяжет всех четверых. И тогда он, Иван Кравцов, сможет без опаски заявить о своем праве.

* * *

Консьержка второго подъезда дома 19 по улице Борисовской, Ангелина Петровна, сидела в своей каморке на первом этаже и пыталась вязать свитер. Именно пыталась – петли получались разного размера, нитка то и дело путалась, приходилось несколько раз распускать рукав и начинать заново. Вязание у Ангелины Петровны сегодня не ладилось. А все из-за нервов. Вот так разозлишься, и рукоделие коту под хвост – сосредоточиться на процессе не выходит, мысли крутятся вокруг этой собачей работы и проклятых полуночников, снующих туда-сюда. Когда она устраивалась консьержкой, радовалась: и работа непыльная, и прибавка к пенсии какая-никакая. Кто ж знал, что придется бодрствовать ночи напролет. Все жильцы как жильцы, утром уходят, вечером приходят. Нет же, затесались в стадо паршивые овцы, которым не спится. Бегают куда-то, звонят в домофон, хлопают дверью.

Эта неделя вроде спокойной выдалась, даже удалось три ночи подремать. Но сегодня сущий беспредел творится, хоть кричи. Сначала толстяк со второго этажа раз пять выходил на улицу, а потом возвращался с пакетами – продукты закупал в ночном супермаркете. Не нажрется никак. Потом к шалаве на одиннадцатом гости пожаловали, и в два часа стали расходиться по домам с громким хохотом и чуть ли не с плясками. И ведь не предъявишь им, что спать мешают. Потому что консьержка на рабочем месте спать не должна. А она пожилой человек, да и за такие жалкие деньги – имеет право!

Но больше всего раздражал ее мрачный красавчик с пятнадцатого этажа. Уходит ни свет ни заря, возвращается глубокой ночью. Что у него, работа такая, круглосуточная? Не поздоровается никогда, не улыбнется. Вечно с унылым лицом, как будто у него жизнь не удалась. Знал бы он, какая жизнь у нее, небось не кривился бы на свою! Женщина отложила в сторону вязание и сердито затарабанила по столу, занимавшему половину каморки. Минуту назад красавчик зашел в подъезд, поднялся на площадку и нажал на кнопку вызова лифта. Ангелина Петровна согнулась в три погибели, чтобы рассмотреть его в узкое окошко. Стоит, руки в карманы, выражение лица несчастное. Лифт давно пришел, а парень застыл, не двигается. Не соображает, что ли? Неужели пьяный?

Ангелина Петровна поглядела в маленькое треснувшее зеркальце, поправила прическу. Одернула юбку и выглянула на лестничную клетку.

– Эй!

Красавчик не отреагировал, и консьержка повторила громче:

– Эй! Чего стоишь-то?

Парень повернулся на звук и с недоумением уставился на пожилую женщину. Та подбоченилась, придавая себе вид гордый и воинствующий.