Летом я побывал у неё в Тушино, а потом она у меня в Очакове.

Я чувствовал, что без неё уже жить не смогу, и предложил ей пожениться. В ответ, на полном серьёзе, с дрожью в голосе, она спросила: «Володя, ты меня не бросишь?». Когда я поклялся, что никогда не брошу, т.к. люблю её, и не мыслю дальнейшую жизнь без неё, предложила решить этот вопрос с её мамой! Без неё!!!(?).

Это показалось мне странным, но что можно было сделать, когда «процесс уже пошел», и остановиться я уже не мог? С мамой она расстаться не могла после трагедии с её отцом, и они очень любили и доверяли друг другу. На мой вопрос, любит ли она меня, ответила: «Не знаю». Еще глупое, но честное создание природы! Меня этот ответ не смутил, т.к. по её поведению с начала знакомства видел, что я ей нравлюсь. И только робость перед неизведанным будущим её останавливает признаться. У меня никакой робости не было!

Купил бутылку шампанского, приехал к её маме и сказал, что без Зиночки жить не могу, я её полюбил серьёзно и навсегда, что по натуре я однолюб, кроме неё у меня никого нет и, по серьезному, никогда не было. Хочу создать свою семью! Она поняла, что я говорю правду, и согласилась, не раздумывая. Сказал, что собираюсь построить трудовую семью и жить на трудовые доходы. На глазах у неё были не ясные для меня слёзы. В этот момент вошла Зина, и мы втроём выпили за счастливое будущее нашей с Зиночкой семьи. Договорились, что жить пока будем в этой большой комнате, отделив маму перегородкой.

Мы оба были одинаково бедны. Мой гардероб, практически, был на мне, но были ещё одна запасная тельняшка, бушлат и бескозырка с ленточками.

На праздник 7-го ноября была свадьба! Устроили мы её в большой, Розиной, комнате. Было человек 35, родственники с обеих сторон, друзья, и среди них был мой однокашник по техникуму и флоту Федя Кравченко. Пили все много, я тоже был хорош, но собой владел. Помню, что ближе к ночи образовалась массовая драка, в которой я не участвовал. Федя, мой друг, разнимал драчунов и ему самому досталось. Из-за чего дрались, я не понял. В общем, было весело всем.

В НИИ меня встретили хорошо, положили максимальный оклад для старшего техника 1000р и я продолжил работу в том же коллективе, из которого ушел в октябре 50г.

В институте учебу я начал в хорошем темпе. Вспоминаю характерный пример.

Пришел я к «англичанке» и сказал, что хочу сдать экзамен по языку сразу за весь 2-х годичный курс. До сих пор вижу её изумленные глаза и вопрос по английски: «Why, who are you?». Я ответил: «I been the sailor of North Navy U.S.S.R, only lately been demobilized». Она дала мне прочитать вслух абзац в газете «Moscow news». Когда прочитал, и без ошибок перевел, спросила, откуда у меня Лондонское произношение? Когда я ей всё подробно рассказал (правда по-русски), она подписала зачет за 1-ый курс. Сказала, чтобы я пришел осенью и она мне подпишет зачет за 2-ой курс. Так оно и было.

Я решил досрочно закончить институт и принял тактику беспрерывной учебы, без перерывов на каникулы, и отпуска. Я знал, что мне надо ускоренно изучить и сдать без халтуры(!) 40 предметов. На каждый предмет я отпустил себе 40 дней. При этом я должен был закончить институт за 4 года, вместо положенных в заочном обучении 6-ти лет. Работа в НИИ позволяла осуществить этот план, т.к. в отделе были отличные консультанты. (Выше я писал, что мне как-то сам директор НИИ помог взять интеграл).

Я установил для себя жесткий распорядок дня и ночи. Подъём в 06-30, зарядка, легкий завтрак, как на корабле, отъезд на работу в 07-30, возвращение с работы в 19-00. Легкий ужин, сон 1 час, и занятия. До нуля! И дело пошло.

8-го октября 1955 года у нас родился сын!

По моему предложению в честь моего друга-сослуживца Сергея Щеглова, его назвали Сергей. Параметры: вес 4050г, рост 51см, все на месте, как у настоящего мужчины. Беленький, весь в Зину, такой же красивый, но не молчаливый!

2.2 Семья. Проблемы.

Вскоре после рождения сына начались неясные для меня необоснованные нападки и придирки. Главное, будто я плохо отношусь к сыну и мало уделяю ему внимания. Это было неверно. Да, внимание уделял ребенку мало, но, когда я мог оторвать от учебы минуту, я был с ним. (Вспоминаю, что у нас выработался ритуал: я должен был сына покатать на четвереньках вокруг стола, только тогда он соглашался лечь в кроватку).

Я любил его больше, чем она вместе со своей мамулей, как Зина звала свою маму, т.к. у меня в генах от обеих моих родителей заложена любовь к своим детям и трепетное отношение к женщине, ‑ матери ребенка, какой бы она ни была. Иногда Зина, в перепалке, позволяла даже своей сильной рукой меня стукнуть. Но я только посмеивался, и, естественно, не отвечал. Иногда, обидевшись на меня по мелочи, по неделе не разговаривала и не подпускала к себе. Для меня всё это было дико, но, независимо ни от чего, продолжал её любить, обожать и….. жалеть, относя эти эпизоды на счет неустановившегося характера и травм психики из-за трагедии с её отцом.

В мае 57-ого года, вообще произошел дикий случай. Кто-то из моих друзей решил пошутить, и подложил мне в карман рабочего халата записку, в которой мне объяснялась в любви какая-то дама. Тёща записку обнаружила, когда взяла халат стирать. И разразился невероятный скандал и обвинения в измене. Все мои объяснения, что это дурацкая шутка моих друзей, отвергались. Жить мне совсем стало худо! Последней каплей было то, что однажды Зина не приехала на ночь домой. Я понял, что надо завязывать.

Но я не представлял себе жизни без сына! Я не мог его оставить! И я ушел, забрав его с собой. (Фото 1957г).

Как в деталях я это сделал, не помню. Отец мне помог распланировать акцию. Мама и Роза мои действия одобрили. В это время мои родители жили вместе с Розой в огромном директорском доме, (я об этом писал выше) и с размещением меня с сыном проблем не было.

И в мозгах обеих Зин, наверно, наступило просветление!