с промежуточным ударом об землю. Перелетаем левый кювет и становимся опять на колёса. В полете мотор заглох почему-то. По времени этот кульбит занял не более 3-х секунд, я даже не успел испугаться. Мы были практически невредимы – у меня был чуть травмирован правый локоть, а у Володи – небольшая ссадина на лбу.

Вышли из машины легко, двери не деформировались. Немного помятыми оказались переднее правое и заднее левое крылья. Крыша была невредима. Я предложил Володе завести машину. И она завелась! Примчались инспектора ГАИ, поздравили нас с удачным полетом, составили протокол, дали нам какую-то справку, что мы уже в протоколе, и мы самостоятельно на малой скорости выехали дорогу. Решили продолжить путь к намеченной цели, до которой осталось около 40км. Больше 30км/час машина не развивала, но ехала устойчиво, не глохла.

Приехали, Жора очень обрадовался – он нас не ждал. Хозяин угостил нас свежим медом, загрузились по самое некуда, и поехали потихонечку обратно. По дороге нас пару раз останавливали на постах ГАИ, но тут же отпускали. Без приключений вернулись в Москву. Машину Володе починил его родственник за несколько дней, и он без замечаний сдал её на базу. (Уже в 80-ых годах, когда у меня появилась своя «копейка», я понял, какой прочной была конструкция «Победы» по сравнению с «Жигулями!).

А лекции по английскому я посещал с большим удовольствием. Здесь я был на голову выше всех. Заметил там

ну очень красивую женщину!

(Фото. Снимок 1961г).

А фигура – 90х60х112!

(цифры получены в 71 году).

Сердце у меня почему-то ёкнуло, но я себя сдержал, т.к. любил Зиночку, несмотря на произошедшее в 57 году. ( Слово-то Зина держала!). Иногда, на лекциях Травинской, она подхихикивала надо мной, видя, как с большим интересом, «самозабвенно, я старался повторить произношение английских слов за Е.И.».

(

C

лова Юли, подсказанные мне, когда я писал это место).

И когда я перебрался на 7-ой этаж 16-го корпуса, к теоретикам Цепилова, я её там встретил! А фамилия её ‑

Морозова Юлия Александровна. (В 1973г она стала моей законной женой!

–

Подробности в своё время!).

В сентябре начались экзамены в аспирантуре. Философию и английский я сдал на отлично, каждый экзамен мы отмечали обязательно в каком-нибудь ресторане вместе с преподавателем и некоторыми членами экзаменационных комиссий.

А на последнем экзамене, по специальности, произошло нечто мне до сих пор непонятное! Я попал к д. т. н. Илье Григорьевичу Раппопорту, ведущему теоретику 41 отдела. По билету я все ответил вроде бы хорошо, на вопрос «охарактеризовать систему второго порядка астатизма, я ответил тоже правильно («основной признак – двойной интеграл в передаточной функции в знаменателе»). После того как все проэкзаменовались, объявляют результат – у меня тройка!

А это отвал от аспирантуры! Я был ошарашен, но спорить не стал. Чуть позже я понял, что Раппопорт шестым чувством учуял мою «сырость» и сделал верный шаг.

Больше попыток поступить в аспирантуру я решил не делать до тех пор, пока не почувствую себя уверенно во все вопросах ТАР. (Позже подтвердилось, что я овладел тогда только сотой частью этой науки).

Цепилов определил меня в группу Радика Ханнанова, задача которой в то время была разработать оптимальный алгоритм фильтрации информации радиолокатора канала цели системы поражения баллистических целей ХХХХХ, которую начала разрабатывать лаборатория недавно.

Радик – гениальный татарин, физтеховец, на полголовы выше меня, блондин плотного телосложения, поговорил со мной, понял, что я не знаю даже что означает это мудреное слово «фильтрация», дал мне тонкую желтую книжечку, автор американец Калмэн, и сказал, чтобы я её изучил.

      И начал я её изучать! Ну ничего не ясно было, т. к. она была написана не для инженеров, а для людей, владеющих мало знакомыми для большинства инженеров такими разделами математики, как теория матриц, теории вероятностей, теория случайных процессов и еще не менее десятка других теорий, включая теорию управления ракетами, о которых я не имел ни малейшего понятия. (Где-то позже я прочитал: «желтый Калмэн – это смерть для инженеров!»).

Я Радику сказал, что мне надо время, чтобы хотя бы вчерне познакомиться со всеми этими теориями не менее года. Он ответил: «Бери столько, сколько тебе надо и расти «над собой»». Заодно изучи АЛГОЛ и ФОРТРАН, скоро пригодятся. Цепилов мне о тебе сказал много хороших слов, ты справишься, хоть тебе будет очень, очень трудно. Поможем, обращайся». Мы с ним быстро подружились.

Здесь надо сказать, что 90% состава лаборатории были выпускники физтеха, мехмата и физфака МГУ и ЛГУ! Большинство было моложе меня лет на шесть…..десять. Это они были непосредственными создателями контуров управления и стабилизации ракет, стоящих уже на вооружение систем ПВО страны (25, 75, 125), прошли полигонные испытания и модернизацию этих систем. Некоторые повоевали в Египте в качестве консультантов-специалистов в войне против Израиля, получили ордена из рук самого Насера! А сейчас трудятся над созданием контура управления ПРО-системы С-225 и созданием её цифровой матмодели на БЭСМ-6 в вычислительном центре отд. 42 и КИМС на полигоне Балхаша на ЭВМ 5Э92Б совместно с боевыми программистами Князатова-Савельева. Вскоре мне стало известно, что

ракетой комплекса С-75, контур наведения которого разработала лаборатория Цепилова, был сбит в районе Свердловска (сейчас Екатеринбург) высотный самолёт-шпион американцев У-2, пилотируемый Пауэрсом 1-го мая 60-го года. Летел он на высоте 20 км!

Кошмар в кубе! Куда я попал со своей «морской физиономией» после окончания электромеханического факультета Заочного Энергетического института по кафедре электрические машины и аппараты? Хоть и учился я на отлично и на совесть. (На кафедре мне предлагали даже пересдать единственную тройку по начерталке и получить красный диплом). Да и поработал я очень плодотворно у Поздняка.

И я прочно засел. Не на того напали! Моряки, также как и русские, не сдаются и не пасуют ни перед какими трудностями! Даже когда тонут.

Отношение ко мне в коллективе сложилось очень тёплое, т. к. все видели моё нечеловеческое упорство освоения абсолютно незнакомого материала. А кличку мне дали «моряк».

Юля Морозова

иногда подойдёт ко мне сзади, вздыбит мне волосы на макушке, загадочно улыбнётся, и спросит: «Ну, как дела, морячёк?», ухмыльнётся и уйдёт в соседнюю комнату к себе на рабочее место. Она была одним из сильнейших теоретиков не только в лаборатории, но и на предприятии! И я чувствовал, что она меня тоже уважает. По её иногда печальному взгляду я