— Так это его мы ищем? Скалливар?

— Нет, самый обыкновенный меч, — засмеялся Лейн. — Ключи просто добавляют поэзии нашим поискам.

— Сколько же всего я еще не знаю!

— Ничего, родич, научишься.

У Гаэлена стало тепло на душе, и тут ночь вдруг прорезал жуткий нечеловеческий вой.

— Что это? — спросил пробудившийся Леннокс.

— Кто его знает, — ответил Лейн. — Может, просто эхо волчьего воя.

— Если это волк, то с коня величиной, не иначе, — пролепетал Гвалчмай.

Они помолчали, вслушиваясь в ночь, но загадочный звук больше не повторился. Леннокс улегся и снова заснул.

— Это не волк был, Лейн, — тихо сказал Гвалчмай.

— Ну, не знаю. Может, кто из охотников решил напугать нас.

— Надеюсь, но не мешало бы нам до утра караулить по очереди.

Гаэлен проснулся от прикосновения Гвалчмая, и тревожные сны, осаждавшие его, тут же забылись.

— Не могу больше, глаза слипаются, — прошептал Гвалч. — Никого не видел, кроме лисицы.

— Холодно как, — зевая, пробормотал Гаэлен. Гвалчмай быстренько закутался в одеяло, положил голову на котомку и тут же уснул. Гаэлен поворошил палкой угасающий костер, подул на угли, добавил хвороста. Касваллон говорил, что на пламя смотреть нельзя — зрачки от этого сужаются, и в темноте ты ничего уже не увидишь.

Накинув на плечи одеяло, Гаэлен прислонился к гранитному валуну. Крик совы заставил его схватиться за нож. «Дурак, — обругал он себя. — Ты же никогда темноты не боялся. Спокойно. Это твои горы, они не причинят тебе зла».

Да, но здесь водятся волки, медведи, барсы и то, что так страшно воет…

Гаэлен, передернувшись, снова подкормил костер. Хворосту оставалось мало, а идти в темный лес за дровами совсем не хотелось.

Он смотрел, как догорает огонь, и тихо ругался. Он так надеялся, что костер дотянет до первых проблесков света, когда лес снова станет простыми деревьями, а не скопищем грозных теней. С ножом наголо Гаэлен дошел до поваленного вяза неподалеку, наломал с него веток. Совсем другое дело, когда костер ярко горит. Утешительно видеть мирно спящих друзей и слышать храп Леннокса.

Смешно, конечно — ведь спящие в случае чего ему не помогут, но Гаэлена успокаивало уже одно то, что они здесь, рядом.

Лейн, пробормотав что-то во сне, перевернулся на спину. С закрытыми глазами и полуоткрытым ртом его серьезное, честное лицо казалось совсем еще детским.

Леннокс по сравнению с ним просто громадина. Юный силач всюду широк — в плечах, в груди, в поясе. Год назад он разогнул подкову на Играх. К соревнованиям его не допустили по возрасту, но он посрамил нескольких взрослых участников, что очень повеселило Фарленов.

Хестенские юнцы после этого обозлились на Леннокса и решили подкараулить его по дороге домой. Было их с дюжину, и напали они в темноте, с дубинками и толстыми сучьями. Первый удар пришелся по крепкому, к счастью, черепу. Леннокс взревел и зашвырнул противника в куст. Когда туда же отправились еще двое, остальные пустились бежать.

Гаэлен верил в эту историю безоговорочно и жалел, что не видел славного боя сам.

Когда небо на востоке стало светлеть, он вылез из лощины и поглядел на горы. Кругом зачирикали птицы, и суеверные ночные страхи развеялись без следа. Снежные вершины на западе загорались, как угли костра, поля внизу наливались яркими красками.

Гаэлен, наполнив легкие горным воздухом, скатился по склону обратно. Из котомки Леннокса, вдвое больше всех остальных, он достал медный котелок, налил туда воды и насыпал сухого овса, который Мэг положила ему на дорогу.

Лейн, проснувшийся первым, спросил с усмешкой:

— Что чудовища, не приходили?

Гаэлен весело потряс головой.

Задержись он наверху еще пару минут, то увидел бы, как один из фарленских охотников в развевающемся плаще стремглав бежит к деревне Камбила.

Бадрейгу поручили оставлять заметы для тех ребят, которые пойдут на Валлон. Это дело пришлось ему по душе — он с удовольствием наблюдал, как оттачивают смекалку подрастающие горцы, среди которых были его родной сын Дрейг и приемный Гвалчмай.

Сегодня, однако, у него появилась другая забота. Он тоже, ночуя без огня у ручья, слышал вой, так встревоживший Гаэлена и его спутников. Мальчики утвердились в мысли, что это шутка взрослых охотников, но Бадрейг знал, что это не так. Других охотников, кроме него, в этой местности не было.

Умудренный двадцатилетним опытом, он дождался рассвета и лишь тогда пошел искать источник непонятного шума. С бесконечным терпением Бадрейг пробирался по лесу, держась против ветра. Когда ветер менялся, сворачивал и он.

В конце концов он наткнулся на останки Эрлика из Паллида. Он не понял, конечно, что это Эрлик, хотя не раз встречался с молодым Паллидом на Играх — да и кто бы мог опознать эту груду кровавых костей? Но на обрывке камзола сохранилась кайма, какую ткали в Паллиде, а в кустах нашлась часть ступни в башмаке.

Сначала Бадрейг подумал, что Паллида задрал медведь, но вокруг убитого осталось множество шестипалых следов, которых он никогда в жизни не видел. Побывали там также лисы и другие мелкие хищники, но они появились, когда большой зверь уже насытился и ушел.

Его следы были длиной с короткий меч, а ширина шага… Бадрейг, не особенно высокий, но и не самый маленький в клане, мог достать от следа до следа только прыжком. Выходит, этот зверь раза в полтора выше самого высокого из мужчин. И ходит на задних лапах, вон как глубоко пятки вдавлены. Бадрейг дошел до подножия склона, где зверь опустился на четвереньки и поскакал во всю прыть, оставив на глине глубокие рытвины. Бадрейг вдавил пальцы в землю, чтобы проверить, насколько неведомый убийца сильнее его, и лишь слегка поцарапал грунт.

Эта тварь крупнее медведя и намного проворнее. Может бегать на четырех ногах и ходить на двух, словно человек. Челюсти у нее громадные, что доказывают следы от зубов на стопе жертвы. Бадрейг решил, что дальше по следу идти не стоит.

Паллидский охотник держал в руках лук и стрелу приготовил, но выстрелить не успел. Собственные достоинства наряду с недостатками Бадрейг знал хорошо. С одним только ножом да посохом ему не одолеть это чудище. Его долг — сообщить обо всем Камбилу и вернуть мальчишек домой.

Мимо него, как он думал, не прошла ни одна из четверок, а встречных он собирался завернуть на обратном пути. К середине дня все фарленские деревни были оповещены об опасности, а к ночи в горы, разбившись на сто шестерок, вышли шестьсот охотников. Назавтра они согнали восвояси сорок восемь разочарованных, удивленных ребят.

Только четверки Лейна и Агвейна еще оставались в горах. К вечеру второго дня Камбил, совершив дневной переход, сидел у костра со своими советниками.