«Проходя в них, ты испытываешь ни на что не похожее чувство. Забываешь на миг, кто ты есть, и тебя охватывает великий покой. Потом сквозь тебя струится поток всевозможных красок, и вот ты, прежний ты, оказываешься на той стороне». — «Но что же там, по ту сторону?» — «Этого я тебе сказать не могу».

Чудо, что Оракул вообще вернулся. Ходило много рассказов о людях, бесследно пропавших в горах, или о диковинных зверях и птицах, невесть откуда явившихся, но Оракул, насколько знал Касваллон, был единственным, кто побывал на той стороне и пришел назад. Единственным — если не считать Талиесена. На сколько вопросов Оракул мог бы ответить, сколько тайн разъяснить!

«Почему ты не хочешь сказать?» — приставал к нему Касваллон.

«Я обещал друидам, что не скажу».

Больше Касваллон не допытывался. Слово горца сковано из стали и льда.

«В свое время тебе все откроется, вот увидишь», — загадочно присовокупил Оракул.

Теперь, вспоминая тот разговор, Касваллон совсем не был уверен, что жаждет каких-то открытий. Он хотел одного: разыскать мальчиков и благополучно привести их домой.

Бадрейг развел костер, и все начали доставать из котомок еду. Один Леофас спал.

Камбил, откинув назад свои белокурые кудри, вытер лоб. Усталость, которая чувствовалась во всем его облике, мог породить только страх. Своего единственного сына он любил больше всего на свете. То, что за мальчиком гонится зверь из иного мира, наполняло Камбила ужасом — он не принимал мысли о возможной смерти Агвейна.

— Мы найдем их, — тихо произнес Касваллон.

— Да, но живыми ли? — Честное лицо лорда-ловчего искривилось, будто от боли. Он прикусил губу под золотистой бородой, чтобы сдержать слезы.

— Что ты думаешь о проделке с котомкой? — внезапно спросил Касваллон.

— О чем это ты?

— Гвалчмай на бегу скинул заплечный мешок и обогнал Агвейна.

— А, вон что. Хитро придумано, но Агвейн не сдался. Бежал до конца.

— Помни об этом, Камбил. Твой парень — боец и выживет вопреки всем напастям.

— Может, этот зверь с человеком старается не встречаться? — предположил Бадрейг. — Как все дикие твари, так ведь? Они боятся человека и держатся от него на расстоянии.

— Паллидского лазутчика он не больно-то сторонился, — заметил один охотник, плешивый и бородатый.

— Верно, Берик, — но этот Паллид, судя по следам, подкрадывался к нему, не знаю уж для чего. Известно, что у Паллидов нахальства хоть отбавляй, а мозгов что кот наплакал.

Все постепенно улеглись спать, только Камбил с Касваллоном остались сидеть у костра.

— Давно мы не сидели вот так рядком, родич, — прервал затянувшееся молчание Камбил.

— Что ж делать, если наши пути разошлись. Ты теперь большой человек.

— Ты мог бы занять мое место, если бы захотел.

— Нет.

— За тебя многие отдали бы голоса.

— И напрасно.

— Если с Агвейном что случится, я с дочкой уйду из Фарлена, — сказал, глядя на красные угли, Камбил.

— Не время сейчас толковать об этом. Поговорим завтра, как пойдем с мальчиками домой.

Камбил, ничего больше не сказав, развернул одеяло и лег.

Касваллон поднялся по склону в сосновый бор и стал вы—сматривать, не покажется ли на северо-востоке костер. Безнадежная, впрочем, затея — слишком хорошую школу прошли ребята.

В шестнадцати милях к северо-востоку четверо мальчишек спорили над зажаренным кроликом. Леннокс, сам стряпавший лакомое блюдо, отстаивал свою порцию, вдвое больше всех остальных.

— Я и тащу вдвое больше, — говорил он, — всю кухонную утварь. Да и попался он в мой силок.

Гвалчмай, принявшись под шумок за свою долю, вдруг дернул Гаэлена за плащ. Тот, почуяв неладное, тоже отведал мяса, выплюнул и заявил:

— Я думаю, Леннокс прав. Он больше нас всех и тащит самую тяжелую ношу. На, дружище, возьми и мой кусок тоже.

— Ну что ты, — засмущался Леннокс, жадно глядя на мясо.

— Бери, бери. Этот кролик такой маленький, он тебе и весь-то на один зуб. — Гаэлен перекинул свою крольчатину в миску Леннокса. Гвалчмай в это время шептал что-то на ухо Лейну.

— Извини, брат, — заулыбался тот. — Гаэлен меня устыдил. Возьми и мою порцию.

— И мою, — ввернул Гвалчмай.

— Вы настоящие друзья. — Леннокс приступил к ужину. Вскоре он изменился в лице, но под пристальными взорами остальных дожевал и проглотил все, что было во рту.

— Вкусно? — без намека на улыбку спросил его Лейн.

— Да… Но знаете, я не хочу все слопать один.

— Даже и не думай, — воскликнул Гвалчмай. — Тебе требуется больше еды, чем нам.

— Да, но…

— Ты же его и готовил, — напомнил Гвалчмай.

— Знаю, но…

— Ешь, брат, ешь. Не то остынет… салом подернется…

Тут выдержка изменила им, и все покатились со смеху. Леннокс, поняв в чем дело, закинул мерзкое на вкус мясо больного зверька в кусты.

— Вот свиньи!

В ста шагах над ними затаился, глядя на костер, зверь из иного мира. Смех, напоминавший трескотню обезьян у него на родине, озадачил его. Потом ноздри пощекотал запах жареного — неприятный, гнилостный запах.

Зверь фыркнул, прочистил нос, переместился немного левее. Здесь пахло совсем иначе — теплой, соленой, живой кровью. Голод побуждал зверя спуститься и пожрать лакомую добычу, огонь вызывал в нем извечный страх.

Зверь залег и стал выжидать.

* * *

Гаэлену снилось, что за ним снова гонятся конные аэниры. Он с трудом передвигал ноги, но тихий голубой свет окружил его, и всадники отступили. Гаэлен увидел перед собой старческое морщинистое лицо, на котором живыми были только глаза.

— Твой костер угасает, — сказал старик неожиданно звучным голосом, не разжимая при этом губ. — Проснись!

Гаэлен, пытаясь избавиться от докучливого сновидения, повернулся на другой бок.

— Костер, дуралей! Твоя жизнь в опасности! Просыпайся!

Голубой свет сменился красным тревожным заревом, в котором маячило черное страшилище. Из пасти чудовища капала слюна, когтистые лапы тянулись к добыче.

Гаэлен вскочил, как ошпаренный. На черном небе светила луна и мерцали звезды. Костер и впрямь догорал, превращаясь в угли и пепел.

Мальчику не хотелось вылезать из-под одеяла, но сон все-таки напугал его. Он сел, пригладил волосы, почесал шрам над глазом. Потом наломал прутьев, подкормил и раздул огонь. Костер слегка разгорелся, и ему полегчало.

Справа послышался шорох. Большой куст колыхнулся, раздалось тихое рычание. Гаэлен, выхватив нож, вглядывался сощуренными глазами во тьму. Сколько раз Касваллон говорил, что нельзя ночью смотреть на огонь! Над кустом выросла громадная тень, и Гаэлен заорал, предупреждая друзей.