Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва размеренное клацанье подкованного пластмассой шлепанца затихло, помятый Руперт вывалился из шкафчика и побежал в душевую и далее в бассейн, на ходу расправляя затекшие руки, плечи и шею такими дергаными, конвульсивными движениями, что Вадим Иванович, доведись ему увидеть эту пугающую разминку, не дошел бы до телефона и сам тут же навеки лег бы в подобие узкого горизонтального шкафчика.
На то, чтобы прислонить к вышке металлическую лесенку и вскарабкаться по ней на площадку, у тренированного молодого мужчины ушли считаные секунды. На одевание Руперт вообще не стал терять времени, просто скатал свою одежду в плотный комок, открыл люк и выбросил узелок на крышу. Ногой он оттолкнул от вышки лесенку – она тут же вернулась на прежнее место у стены, подтянулся, ухватился за края люка и вылез на крышу.
Мы с Алкой хоронились от взглядов редких пешеходов и света фар проезжающих по улице автомобилей на узкой клумбе, за голубыми елочками. Трошкина, у которой не было таких чудесных бобров, как у меня, уже озябла и сама начала голубеть и деревенеть. Я предложила ей для сугреву сделать пару кружочков по соседнему стадиону, но Алка придумала кое-что получше: напялила поверх собственной курточки пуховик Руперта.
Трошкина немногим выше мраморной Венеры из Милоса – сто пятьдесят пять сэмэ, а Руперт перерос двухметровую планку. Поэтому куртка экс-бойфренда легко прикрыла Алкины коленки, а ее ручонки напрочь заблудились в сверхдлинных рукавах. Это произвело большое и очень неприятное впечатление на бездомную рыжую собачку, которая мирно дремала в кустах неподалеку от нашей маскировочной елочки. При виде принаряженной Трошкиной псина разом стряхнула с себя сонное благодушие, вскочила и вызверилась на Алку, словно серый волк. Я сразу же поняла, кого мне напоминает подружка, облаченная в куртку Руперта: «нарушителя», которого ловят в ходе учебных занятий служебные собаки! Наверное, в роду у рыжей псинки имелись пограничные овчарки, и ненависть к неуклюжей фигуре в долгополом ватнике с длинными рукавами передалась ей на генетическом уровне.
– Тише, тише!
– Не надо скандалить! – на два голоса уговаривали мы с Трошкиной горластую собачку, но она не унималась и лаяла так остервенело, что вполне можно было ожидать скорого прибытия группы захвата с ближайшей государственной границы.
– Алка, да сними ты эту куртку, пока чертова псина не провалила всю нашу секретную операцию! – не выдержала я. – Лучше уж я с тобой шубой поделюсь!
Трошкина с сожалением вылезла из теплого пуховика, и незаконнорожденная пограничница мгновенно заткнулась, переключив свой инспекторский интерес на какую-то постороннюю тряпку. В наступившей тишине в поднебесье послышался глухой удар, и я как-то сразу поняла, что это не раскат грома.
– Руперт возвращается! Я слышу! – встрепенулась Трошкина.
– А я еще и вижу! – сказала я, не отрывая глаз от невероятной картинки, которая имела бы огромный успех на интернет-сайте экстремальной эротики.
На двенадцатиметровой высоте по краю крыши приставным шагом шел Руперт – большой, мускулистый и совершенно голый.
– Кинг-Конг жив! – брякнула я, оценив эту абсолютно натуральную красоту.
– Девочки, отвернитесь! – застенчиво попросил Крошка Ру, заметив, что мы с Трошкиной неотрывно и бесстыдно на него таращимся.
Он закрылся ладошками, как футбольный полузащитник, и зашатался, потеряв равновесие.
– Убери руки! – гаркнули мы с Алкой единогласно, но, наверное, с разными целями.
Трошкина испугалась, что Руперт свалится с крыши, а я бы еще посмотрела на Кинг-Конга, который жив.
Руперт подобрался к пожарной лестнице, повернулся к нам спиной и стал спускаться. Секунду он висел на нижней перекладине, держась за нее руками, потом спрыгнул на землю, тут же отскочил в кустики и уже оттуда вопросил:
– Девочки, вы тут мою одежду не видели? Я не рассчитал силу броска, выкинул узелок в люк, а он улетел с крыши вниз!
– Узелок? – Трошкина огляделась.
– А что за тряпки жует эта собака? – Руперт остро прищурился на рыжего песика, охнул, выпрыгнул из куста и отбросил собаку в сторону от растрепанного свертка могучим футбольным пинком.
Псина с визгом пролетела пяток метров, благополучно приземлилась в кучу сырых опилок и обиженно завыла.
– Точно, по покойнику голосит! – пробормотал Вадим Иванович Усатов, незряче опуская гудящую телефонную трубку мимо аппарата.
В Управлении внутренних дел дежурная опергруппа уже седлала коней, чтобы мчать по поступившему вызову.
Услышав наш с Алкой краткий отчет о посещении Рупертом роковой раздевалки, мамуля взволновалась:
– Что вы говорите, там не было трупа? Совсем-совсем не было?!
– Это твое «совсем-совсем» означает, что ты допускаешь возможность пребывания трупа в шкафчиках отдельными частями? – хладнокровно уточнила я, не прекращая прихлебывать чай с вареньем.
Мы с Алкой решили, что после продолжительного пребывания на слишком свежем воздухе нам совершенно необходим курс антипростудных мероприятий. Трошкина заварила чай с липой, а я притащила из дома булок и банку малинового варенья. И еще мамулю. Она извелась от нетерпения и никак не могла дождаться, пока я вернусь с лечебно-профилактического чаепития.
– Боже, какая черствость! – воскликнула Трошкина, поперхнувшись вареньем.
Я приподняла брови и с интересом уставилась на подружку. Малиновая струйка в углу рта придала ей сходство с трапезничающим вампиром, но мой интерес был вызван вовсе не этим. Я просто не поняла, кого она обвинила в черствости – меня или мамулю. Булки в этом смысле были вне подозрений, папуля испек их совсем недавно, непосредственно к ужину.
Оказалось, что в душевной черствости Трошкина обвиняет в первую очередь саму себя.
– Я совсем забыла о Руперте! – она положила булку и потянулась за телефоном. – Надо бы хоть поинтересоваться, как он себя чувствует. В декабре месяце гулять по железной крыше нагишом – это прямой путь к пневмонии! Не дай бог, бедняга Руп из-за нас заболеет!
– Ничего, мы пошлем ему цветы и фрукты! – очерствевшая мамуля помешала мягкой Алке снять трубку. – Девочки, не отвлекайтесь! Давайте еще поговорим о трупе!
– В самом деле, чем не тема для светской беседы? – язвительно пробормотала я, с сожалением подумав, что избранный мамулей литературный жанр начинает сказываться на ее характере и манерах. – Ты об этом еще не наговорилась? Повторяю специально, чтобы закрыть дискуссию: трупов в раздевалке не было.
– Никаких?
– Человеческих – никаких, – стараясь сохранять спокойствие, ответила я. – Может, в темных углах раздевалки имеются бренные тела дохлых пауков или тараканов, но об этом надо спрашивать не нас, а бассейновую уборщицу.
– Уборщицу я уже спрашивала, – вздохнула мамуля. – Она никаких покойников, кроме Петрачковой, не видела.