Он садится рядом, обнимает меня. Другая рука на моей груди. Он гладит и сжимает. Гладит и сжимает. Внизу живота кровь танцует тарантеллу. Даймонд двумя пальцами, прямо через одежду, нащупывает мой сосок и стискивает его. Больно!

– Ай!

Я хлопаю его по руке и отстраняюсь. Он смеется.

– Прости, увлекся. Ты слишком сладкая.

– Выпей водички, – язвлю я.

Он подходит к раковине, открывает воду и, подставив рот под струю, пьет жадными глотками.

Обалдеть.

Я хочу продолжения. Но сейчас не очень подходящее время.

Выпив, по моим расчетам, не меньше литра, Даймонд вытирает лицо рукавом и встряхивает руками.

– Давай все-таки я тебе что-нибудь по истории расскажу? А то у тебя, чувствую, много вопросов.

Не дожидаясь моего согласия, он подходит к столу и открывает один из валяющихся там учебников.

– Раз уж так сложились звезды, начнем с истории креадоров.

…Никогда не думала, что история – столь увлекательный предмет. Погрузившись в этапы творения, мы чуть не опоздали на занятие – за нами заскочил Рихард.

Пришлось бежать.

– Да, Ральф говорил: возьми скрипку, – спохватился он, когда я одной ногой уже стояла в коридоре.

– Скрипку? Он же просил не играть пока, – удивилась я.

– Это было давно! Бери скрипку, сказано!

Я пожала плечами, сходила за инструментом, и мы наконец отбыли на занятие.

Во дворе уже собралась академия в полном составе: не только студенты во главе с Ральфом, но и три профессора. Откуда-то притащили складной деревянный навес. На небе сгущались тучи. Одна, огромная, висела прямо над нами и вот-вот должна была разразиться дождем.

– Живее, креадоры! – недовольно окликнул нас куратор. – Времени на длинную лекцию нет, поясню для Бренны. Стихия – сильная движущая сила, которую мы можем использовать как инструмент миротворения. Но прежде надо научиться воссоздавать стихию такой, чтобы она не отличалась от природной, иначе она разнесет твой мир в клочья. Поняла, Бренна?

Я кивнула.

– Начинаем, коллеги. А новички внимательно смотрят!

Он свирепо взглянул на меня.

Студенты отошли чуть в сторону, освобождая место. Профессора встали большим треугольником и одновременно подняли руки, произнеся короткое заклинание, а затем резко опустили. Я знала: так готовится закрытая площадка для магических действий. Если не ошибаюсь, в пространство между ними сейчас не проникают извне ни звуки, ни запахи…

…Ни дождь, который обрушился с небес внезапно и сильно, будто движимый желанием «промочить и утопить». Но мы успели спрятаться под навес. Сухая земля моментально пропиталась влагой, почернела, в трещинах и впадинах стали образовываться лужицы. И только магический треугольник оставался сухим, как прежде.

– Рихард идет первым. Твоя задача – просто воссоздать дождь. Маленький дождик, не промочи профессоров.

– А с артефактом можно? – с надеждой спросил Рихард.

– Под дурачка изволим косить? – зловеще улыбнулся Ральф. – Не тяни время, вперед!

Креадор низко-низко опустил голову и прошествовал на середину треугольника. Что он сделал дальше, я не успела отследить. Просто два быстрых жеста руками, как будто щелкает по мячикам для пинг-понга. И вот – прямо на него капает дождь, а Рихард стоит с улыбкой до ушей. Было очень интересно смотреть, как над треугольником накрапывает мелкий дождь, в то время как вокруг беснуется ливень.

– Без клоунады никак? – вздохнул Ральф. – Молодец. Освоил наконец. Выходи. Следующая – Этель, и твоя задача – воссоздать купол. Что-то не так, Этель?

Судя по выражению лица студентки, она ожидала чего-то другого.

– Может быть… лучше ветер или… – деликатно начала она.

– Нет-нет-нет. Ты и так великолепно работаешь со стихиями. А вот экранируешь неважно. Приступай.

Не споря больше, Этель шагнула в треугольник.

– Ей сложно будет, – шепнула стоящая рядом со мной Сара.

И действительно: по бледному лицу Этель струился пот, она подняла руки и теперь походила на кариатиду, держащую над собой кровлю. Ничего не происходило. Дождь по-прежнему накрапывал в треугольном пространстве, волосы Этель намокали. Да и профессорам уже становилось неуютно – над ними ведь тоже не было крыши. Наконец Этель удалось развести над собой руки в стороны и вниз, словно она раскрывала огромный тент. В ту же секунду капли над ней прекратили падать на землю. Вода заструилась, будто по невидимому скату, к краям площадки. И только на профессоров все еще моросило.

– Умница, Этель. А теперь чуть-чуть побольше, чтобы наши уважаемые учителя наконец перестали мокнуть, – подбодрил Ральф.

Этель вновь подняла руки, вся зеленая от напряжения, и резко распахнула их в стороны, раздвигая купол.

– Получилось! Молодец, отдыхай! – объявил Ральф.

Она шагнула из треугольника под навес и закачалась, чуть не падая. Оказавшийся ближе всех Даймонд подхватил ее и помог удержаться на ногах.

Я не ревную. Я вовсе не ревную. Он просто поступил как джентльмен.

– Бренна!

Голос Ральфа застал меня врасплох. Что он хочет?

– Ты следующая.

Я никак этого не ожидала. Но ведь рано или поздно мне придется управляться – и со стихиями, и даже с собственным миром. Так почему не сейчас?

Не вынимая скрипки из футляра – не хочу, чтобы на нее упала даже капля, – я быстро проскользнула в треугольник. И только здесь достала инструмент. Ощущение было своеобразное: словно я внутри огромного кокона с маной, и стенки его довольно плотные.

Ральф что-то сказал – я не услышала, видно, он обращался не ко мне. Даймонд шагнул в треугольник и протянул руку к футляру.

– Нельзя, чтобы на площадке были посторонние предметы, – напомнил он.

Что ж, им виднее. Но мне слишком дорог мой артефакт!

Стоя под невидимым куполом, я взяла скрипку на изготовку. Ральф в задумчивости смотрел на меня, потирая подбородок. Остальные затаили дыхание.

– Бренна, давай попробуем сыграть ветер, – сказал наконец куратор.

Я уже не спрашивала как, все равно ведь не ответит.

Ветер – это что-то стремительное, порывистое. Так ведь? Я несколько раз резко провела смычком по струнам. Еще. Еще. Ничего не почувствовала. Лишь увидела, как поморщился Ральф и помотал головой.

«Не то». Я и сама понимала, что нужно как-то иначе – но как?

– Попробуй сыграть дождь, который над тобой, – посоветовал куратор.

Ну, это другое дело. Я вновь тронула смычком струны: если музыка уже есть, повторить ее несложно. Ведь она уже звучит – остается только вторить, не выбиваясь из ритма. Не перегоняя и не отставая. Не фальшивя, не приукрашивая.