Парашютисты основных сил завидовали группам наведения, вылетевшим чуть раньше с радарами-маяками: те приземлятся вскоре после полуночи, когда немцы еще не сообразят, что происходит. Многие притворялись спящими, но мало кому удавалось вздремнуть по-настоящему. Генерал Максуэлл Тейлор, командир 101-й воздушно-десантной дивизии, даже снял парашюты и растянулся на полу, подложив под себя подушки. Он с нетерпением ожидал, когда придет время прыгать, – это будет его пятый прыжок, и он получит «крылышки»[65].

Когда самолеты появились над Нормандскими островами, немецкие зенитчики на Джерси и Гернси открыли по ним огонь. Один парашютист пошутил: забавно получить такое «приветствие» с островов, названных в честь безобидных буренок[66]. Подлодка Королевских ВМС, всплывшая на поверхность, указала самолетам точку поворота на запад, где им надлежало выбросить десанты на полуострове Котантен. Едва завиднелся французский берег, пилоты передали парашютистам предупреждение о десятиминутной готовности к десантированию. На самолете Тейлора с генералом пришлось повозиться: его надо было разбудить и снова надеть на него парашюты и снаряжение. Он настоял на том, что должен прыгать первым.

Достигнув линии берега, самолеты попали в густой туман, о котором метеорологи ничего им не говорили. Эта плотная белая пелена встревожила тех парашютистов, кто имел возможность смотреть в иллюминаторы. Не видно было даже синих огней на кончиках правого и левого крыла самолета. Пилоты же, потерявшие всякую видимость, опасались столкнуться в воздухе с другими самолетами. Машины, шедшие по краям, отвалили в стороны. Смятение американцев возросло, когда самолеты вынырнули из густого тумана и попали под огонь стоявших на полуострове немецких зенитных батарей. Пилоты, в нарушение всех полученных ими приказов, инстинктивно увеличили скорость до максимума и стали маневрировать.

Идя на высоте всего 300 метров, самолеты находились в зоне эффективного огня не только зенитных орудий, но и пулеметов. Когда пилот резко разворачивал машину, бросал ее то вверх, то вниз, парашютисты валились в кучу друг на друга. Пули колотили по самолетам, «словно большие градины по железной крыше». Те, кто летел в свой первый бой, смогли убедиться, что немцы действительно хотят их убить. Один парашютист получил осколок шрапнели в ягодицу, и ему приказали встать, чтобы военврач мог «заштопать» его прямо на месте. Приказ генерала Тейлора: ни одна душа не должна остаться на борту самолета, – выполнялся в самом буквальном смысле. Кроме десятка солдат, получивших слишком тяжелые ранения от зенитного огня, не прыгнули, кажется, всего двое: парашютист, который умудрился как-то раскрыть запасной парашют прямо в самолете, и майор, с которым случился сердечный приступ.

Группа воздушного наблюдения на верхушке палубной надстройки крейсера «Куинси» с горечью смотрела на то, что происходит в воздухе. «Нередко в центре красных трасс зенитного огня возникал ярко-желтый шар. Потом шар начинал медленно падать, а за ним тянулся дымный хвост. Наконец, он врезался в невидимую в темноте землю, а зарево от взрыва полыхало до самых туч. Иной раз желтый шар взрывался еще в воздухе, разбрызгивая во все стороны струи горящего бензина. У нас, наблюдавших за воздухом, эти картины неизменно вызывали одну и ту же реакцию – мы тяжело вздыхали и бормотали: “Вот уж не повезло беднягам!”»

За четыре минуты до района выброски вспыхнули красные сигналы над дверями. Раздалась команда: «Встать и пристегнуть карабины!» Кое-кому из нагруженных сверх меры десантников пришлось помогать подняться с места. Десантники защелкивали карабины вытяжных фалов на шедшем поверху вдоль всего фюзеляжа тросе. Затем последовала команда проверить снаряжение и рассчитаться. «К люку – марш!» Самолеты, однако, по-прежнему маневрировали, их трясло от попаданий, и солдаты валились друг на друга, скользили на заблеванном полу. Вокруг рвались зенитные снаряды, воздух прошивали трассирующие пули, окружая каждый самолет огромными дугами огня, за открытой дверью гудел ветер, и солдаты молились о том, чтобы поскорее загорелся зеленый огонек, который позволит им выскочить из этого «металлического гроба». «Давайте команду!» – нетерпеливо покрикивали некоторые парашютисты, опасаясь, как бы их не сбросили над морем у восточного берега полуострова.

Для выброски десанта самолетам полагалось снизить скорость до 145–177 км/ч, но пилоты на это не отважились. «Наш самолет так и шел на максимальной скорости, – вспоминал один десантник. – Пилот, что называется, жал на газ». Едва загорелся зеленый огонек, солдаты начали неуклюже пробираться к люку. Двое-трое успели на ходу перекреститься. За люком шла такая стрельба, что нетрудно было вообразить себе: они либо угодят прямо на перекрестье пулеметных очередей, либо свалятся на мощные укрепления противника. Добравшись до люка, каждый десантник брал в руки ножной мешок – после прыжка этот груз повиснет на длинном ремне. Многие мешки, весившие килограммов по тридцать пять, а то и больше, в полете отрывались, а отыскать их потом в темноте было невозможно. Если кто-нибудь мешкал перед люком, сержант выталкивал его наружу – достоверных данных о том, что кто-то отказывался прыгать, фактически не имеется. Прыгая в неизвестность, некоторые не забывали громко крикнуть: «Билл Ли!» – отдавая дань уважения создателю американских воздушно-десантных войск генералу Ли[67].

Парашюты раскрывались с гораздо более резким рывком, чем бывало обычно, – сказывалась слишком большая скорость самолетов. На тех, кто приземлялся вблизи немецких позиций, обрушился плотный огонь, купола их парашютов были буквально изрешечены пулями. Один командир батальона, его начальник штаба и командир роты погибли сразу, приземлившись среди немцев из передовых подразделений 6-го парашютного полка, которым командовал майор фон дер Хейдте. Другой офицер, приземлившийся на крышу немецкого штаба, был взят в плен. Обер-ефрейтор немецкой 91-й воздушно-десантной дивизии писал домой: «Ну и ночка! Американские парашютисты сыпались прямо на наши позиции».

Когда прыгаешь с парашютом под огнем противника, то поневоле хочется подтянуть ноги, сжаться в комок, почти свернуться в клубок, хотя это ни от чего не спасает. Один солдат буквально взорвался в воздухе – должно быть, пуля угодила в его гранату «гэммон». В ряде случаев самолеты шли на высоте всего 150 метров, и парашюты едва успевали раскрыться. Многие сломали ноги, а несколько человек были парализованы из-за перелома позвоночника. Один десантник, сам приземлившийся нормально, с ужасом увидел, что следующий самолет сбросил 18 человек так низко, что ни один парашют не успел раскрыться. Звук, с которым тела десантников врезались в землю, напомнил ему, «как с грузовика падают на дорогу арбузы». Другое подразделение было тоже выброшено на слишком малой высоте, но к тому же еще и над небольшой возвышенностью. Позднее их нашли лежащими в ряд, мертвых, с нераскрывшимися парашютами в ранцах.