Третья: трехгранная.

Четвертая: гороховидная, от латинского «pisiform» – «горох».

Хайнц, как обычно, не смог себя контролировать и начал стонать. У меня от его дыхания запотела шея. Он удерживал свою тушу, опираясь на полку. Мощные руки мясника задрожали от напряжения.

Дверь холодильной комнаты без стука открылась. Мешок соскользнул у меня с лица. На пороге стояла Ильза. Одной рукой она придерживала дверь, во второй держала банку с вареньем. Наверное, услышала стоны Хайнца, даже не стоны, а звуки, очень похожие на визг недорезанного хряка.

– Закрой дверь, женщина, – приказал Хайнц с портками на щиколотках и красной от возбуждения мордой.

Я не поняла, что выражало лицо тети – отвращение или усталость? Она просто поставила банку на полку, развернулась и вышла.

Щелкнул замок, и Хайнц вернулся к своему делу.

В один из ничем не примечательных дней я сидела за своим рабочим столом в клинике и думала о том, как докатилась до такой жизни. Я только завершила осмотр последнего пациента, пухлого четырехлетнего карапуза. Выдала его мамаше мазь от чесотки и отослала домой. С моей подготовкой я могла бы занимать спокойную должность в университете, но на зарплату преподавателя семью не прокормить.

Я полистала журнал «Медицина», и мне на глаза попалось объявление с вакансией в исправительном лагере для женщин. Лагерь находился в девяноста километрах к северу от Берлина, недалеко от городка Фюрстенберг на берегу озера Шведт. Тогда появилось много таких лагерей, в них обычно отправляли тунеядцев и мелких преступников. Идея сменить обстановку пришлась мне по душе.

Курортный городок?

Я буду скучать по маме, но по Хайнцу – точно нет.

Единственное, что я знала об этом лагере, – это то, что там работал мой однокурсник по медицинскому институту Фриц Фишер, но зато у него было очень благозвучное название – Равенсбрюк.

В сочельник мы с Полом решили пойти на каток в Центральном парке. Я любила кататься на коньках – научилась еще на пруду Бёрд неподалеку от нашего дома в Коннектикуте, но практиковалась мало, поскольку избегала любой обуви, которая делала меня выше. К тому же до этого дня мне просто не с кем было пойти на каток. Бетти скорее согласилась бы проглотить пчелу, лишь бы ее никто не увидел на коньках. А я дала себе слово, что, пока Пол в Нью-Йорке, использую это время на полную катушку.

Погода выдалась идеальной для катания. День ясный, холодный, с кусачим ветром, так что к вечеру лед был гладким, как отшлифованный бильярдный шар. В итоге на замке Бельведер подняли долгожданный для всех любителей коньков флаг – красный круг на белом поле. Весть о том, что лед готов, пронеслась от швейцара к швейцару по всей Пятой авеню, и в результате вокруг катка образовалась толпа.

Когда мы с Полом пришли, первую группу уже выпустили на лед. Мужчины почти на профессиональном уровне демонстрировали «волчок» и опускались на колено. За ними попарно или по трое выкатывались женщины, их тяжелые пальто развевались, как паруса. Пол, притом что не имел большого опыта, оказался надежным партнером. Мы рука об руку скользили от одного пруда к другому. Ни за что не стала бы кататься на коньках при таком скоплении народа, но с Полом все было иначе – я энергично отталкивалась ото льда, и очень скоро мы с ним нашли общий ритм. У меня вдруг возникло ощущение, будто я впервые пробую жить.

Мы скользили под арочными мостами. Никогда не слышала, чтобы «Лунная соната» Бетховена и вальс Эмиля Вальдтейфеля «Конькобежцы» звучали так восхитительно, даже притом что их транслировали через установленные на кабинках динамики.

Народ все прибывал, на катке стало тесно, и мы решили закончить. В воздухе пахло теплыми каштанами. Мы уже собрались сесть и снять коньки, но тут я услышала, как кто-то зовет меня по имени.

– Кэролайн! Подожди.

Это был Дэвид Стоквелл. Он подкатил к нам, резко затормозил, поправил полу пиджака рукой в перчатке и улыбнулся, как в рекламе «Брук бразерс». Для меня оставалось загадкой, как у Дэвида получалось вести себя с такой легкостью, будто между нами никогда ничего не было. Словно жениться на моей приятельнице после десяти лет близкого знакомства со мной – абсолютно естественный поступок.

– Привет, Кэролайн. Кто это с тобой?

Что это с ним? Неужели ревнует?

В росте Дэвид действительно проигрывал. А вот заподозрить нас с Полом в романтической связи мог вряд ли. Пол держал дистанцию и вел себя как друг, не более того. А может, он все-таки каким-то образом дал знать Дэвиду, что мы вместе? Если так, это было бы очень здорово.

Пол протянул Дэвиду руку и представился:

– Пол Родье.

Дэвид пожал ему руку:

– Дэвид Стоквелл. Мы с Кэролайн знакомы еще с…

– Нам в самом деле пора уходить, – отрезала я.

– Салли там зашнуровывает коньки. Она очень расстроится, когда узнает, что упустила возможность с тобой познакомиться.

Бетти, естественно, предупредила меня о существовании Салли. Ее новая невестка – миниатюрная девушка, которую миссис Стоквелл завалила приданым от-кутюр. На средства от продажи этого приданого можно было бы целый год кормить пол-Нью-Йорка.

Я взглядом очень выразительно повторила Дэвиду: «Нам пора уходить».

А он решил обратиться к Полу:

– Я работаю на Госдепартамент. Наша цель – постараться не ввязываться в войну. Судя по тому, что я слышал о вашей речи на приеме, ваша цель – обратная.

– Всего-то сказал правду, – бросил Пол.

– Это был самый успешный прием на моей памяти, – вставила я.

Пол подкатил ближе и взял меня под руку.

– Да, дорогая, это было незабываемо.

«Дорогая?!» – изумилась я.

Дэвид захлопал глазами, а я придвинулась к Полу.

– Да, успех был оглушительный. И пожертвования. Теперь все за Францию.

Салли Стоквелл катилась к нам через толпу. Ее трудно было не заметить – миниатюрная, примерно пять футов и два дюйма ростом, в костюме фигуристки: расклешенная юбочка, прилегающий стеганый тирольский жакет и коньки с белой опушкой на ботинках. Под аккуратным подбородком Салли покачивались помпоны на ленточках от вязаной шапочки.

– Вы, должно быть, Кэролайн! – Подъехав, она протянула мне ладошку в белой рукавичке из ангоры.

Я тряхнула ей руку.

Салли по типажу была ближе к Оливии де Хэвилленд, чем к Бэт Дэвис. Искренность ее обезоруживала настолько, что даже говорить банальности при ней было как-то неловко.

– Дэвид мне все о вас рассказал. «Кэролайн помогает французским деткам». «Мы с Кэролайн вместе играли в нашей первой постановке»…

– Я был первым партнером Кэролайн, когда она получила главную роль, – подтвердил Дэвид. – Оливия и Себастьян.