– Мог быть угрозой нашей молодой государственности? Умники вы. А что – и мог быть. Угрозой.

Очень мне не понравились эти «штабы», «закрытые зоны», «дружины», расстрелы.

– Ну ладно, Рыжик, давай на пост, – сказал Богдан Савельевич и едва не вытолкнул поскучневшего паренька из бастиона – тот явно нацелился послушать что-нибудь о границах, которые остались на замке где-то там, дальше самых дальних звезд.

– На пост, – повторил я, задумчиво глядя вослед удаляющемуся симпатичному, в общем, парню. – Особист ты у нас, Богдан Савельевич.

– Есть немного, – самодовольно ухмыльнулся толстяк и полез во фляжку. – Считай – был. А что, скажешь, бездарно он тебя обрабатывал?

– Да ничего, в принципе. Для джунглей сойдет. Ну, кто первый рассказывать будет?

– Давай ты, – сказал Юрген, отвинчивая горлышко роскошной стеклянной фляги времен Первой мировой, предмет моей зависти по «той» жизни.

Из фляги пахнуло чем надо.

Это был самый настоящий тропический ливень.

Налетел невесть откуда, исхлестав реку крупными каплями, и кончился столь же внезапно, как и возник.

Ветер еще гнал на юг громадные, иссиня-черные тучи, а небо над рекой уже блистало чистотой и глубокой синевой. В темную воду вливались многочисленные грязевые ручейки. Там, где ливень размыл глинистые пласты, они превращались в целые водопады грязи. Берегов все так же, как и утром, не было видно из-за густых мангровых зарослей. Сочно-зеленые, красные, бледно-синие стебли росли с самого речного дна. В полуметре от воды они начинали куститься, а выше был сплошной хаос из лиан, листьев, цветов и сухих бутонов.

Володя, сидевший в носовой части плота, зорко глядел вперед, боясь пропустить песчаную мель или крупного водоплавающего. Раннее утро едва не ознаменовалось для него крушением и неизбежной смертью.

Проведя беспокойную ночь «на якоре», а попросту говоря, привязав плотик к коряге посреди потока, он от усталости поздно обратил внимание на десяток темных расплывчатых пятен у восточного берега. Вернее, глянул туда и, не видя явной опасности, принялся возиться с рыболовной снастью, установленной на «корме», и за весла взялся тогда лишь, когда над быстро приближающимися пятнами водяные круги превратились в буруны, несущиеся к его утлому суденышку.

Выстрелы их не остановили, а лишь раззадорили.

Показав над водой здоровенный дельфиний хвост, один из нападающих исчез с поверхности: и тут же по дну плота что-то проскрежетало. Остальные подплыли ближе и показались. Это были отвратительные бульдожьи морды с маленькими красными глазками.

Каждая величиной с рюкзак.

Они принялись кружить вокруг плота, словно забавляясь. Они, поднятые резвящимися гигантами волнами, могли послужить трагическим финалом плавания. То и дело мелькали над вспененной водой ласты, блестящие черные спины, в морщинах и каких-то лишайных пятнах.

Володя, отложив бесполезную тевтонскую снайперскую винтовку, балансировал на коленях рядом с рюкзаком, стараясь впопыхах вспомнить, где же гранаты. Содержимое рюкзака, однако, последним поиском в нем любимой сгущенки было приведено в состояние первозданного гностического хаоса… Тем временем один из игривых водяных слонов водрузил свою морду на бок плота, опасно его накренив. Володя покатился по бревнам и очутился на карачках прямо напротив мокрой образины. Усы твари, жесткие, как колючая проволока, хлестнули по лицу. Некоторое время две формы жизни сверлили друг друга глазами, однако водоплавающий бульдог-левиафан не выдержал первым и отвел взгляд.

Плот тряхнуло, и Володя вновь покатился, на этот раз в обратном направлении, успев обнять летящий за борт рюкзак.

Огласив окрестности ревом, долженствующим, вероятно, продемонстрировать всем, кто самый крутой на реке, гиганты отчалили.

Володя встал, потирая ушибленное во многие местах тело, и, сквернословя, тут же замолк, похолодев.

Бундесверовский бердан исчез.

Свалился за борт, наверное, во время крена.

Тут человек полностью дал волю своим чувствам. Сжав зубы так, что с них едва не скрошилась эмаль, он дрожащей рукой расстегнул кобуру, выхватил пистолет и принялся палить по темневшим вдали тушам. В себя он пришел только тогда, когда раз десять услышал сухие щелчки ударного механизма. Эффект от стрельбы, понятное дело, был нулевым, лишь слегка встревоженный крайний водоплавающий бульдог взревел и начал выбираться на берег, колотя ластами по мокрой траве и сворачивая необъятным дрожащим брюхом кусты и папоротники.

«Кольт», автоматический пистолет, стоящий на вооружении полиции США, остался единственным стрелковым оружием колониста.

Самым обидным было теперь осознавать, как много места занимают патроны утраченной снайперской винтовки.

Но худа без добра не бывает, как вскоре убедился путешественник. Вопреки самым мрачным его ожиданиям, река оказалась местом довольно-таки мирным. То и дело мимо плота меланхолично проплывали местные кайманы, больше похожие на гигантских игуан. Пару раз он даже видел в разрывах мангровых зарослей целые отмели, кишащие этими тварями, однако плот их почему-то совершенно не волновал. Несколько раз он видел невесть чьи плавники и хвосты, внушающие невольное уважение своими размерами, в полдень в выступающее бревно вцепилась клыкастая змеиная пасть, но тут же без единого всплеска погрузилась в пучину, оставив задумчивому человеку развлечение – созерцать желтоватый кривой зуб, вонзившийся в мокрую древесину. Охотничий кинжал был раза в полтора больше него, однако это не утешало.

Форсировали реку кабаны – весьма похожие на земных собратьев, какие-то парнокопытные, участь которых была печальна – игуаны специализировались как раз на такой дичи. Из доброй сотни жалобно блеющих скакунов западный берег увидели едва шесть десятков, а воды кипели и бурлили, окрашенные галлонами крови, среди которой безумствовали пресмыкающиеся. Володя даже попытался на некоторое время переквалифицироваться в стервятника – зацепить одного из плывущих мимо обреченных, но не преуспел.

Однажды он едва спас судно от крушения.

Его несло на торчащий из воды грандиозный скелет, густо облепленный разными птахами. Череп невесть кем загубленного колосса покоился на дне, так что удовлетворить свой естествоиспытательский голод он не сумел. Лишь мельком отметил, проносясь в опасной близости мимо костяка, что ребра у неведомого чудища были едва ли не толще, чем бревна неведомого дерева, пошедшие на его плот.

Не раз человек возносил хвалу своей смекалке и терпению, видя, что за звери выходят из джунглей напиться. Основная опасность на реке грозила ему со стороны летающих тварей.

Его атаковали все кому не лень.

И стрекозы, величиной с детскую модель вертолета, и птицы различной окраски и размеров, а самыми зловредными были «летучие обезьяны», как он их окрестил. Эти кидались из ветвей нависающих над водой деревьев, причем целыми стаями, по пять – десять особей. Они действительно смахивали на бандерлогов, вдруг овладевших секретами воздухоплавания, совместив это дело с генной инженерией – тела их были вживлены в громадные кожаные дельтапланы, а на хвостах, тонких и облезлых, колыхались рули в форме русалочьих хвостов. Промахнувшись с лету, они на втором вираже высаживали десант прямо на борт.