Игнасио, Уберто и Гийом одновременно повернулись и увидели старого монаха маленького роста. Худое, пожелтевшее от времени лицо украшали полные жизни подвижные глаза.

Не получив ответа, старец заговорил снова:

— Разве они не прекрасны? Я каждый день останавливаюсь здесь полюбоваться ими. Их создал некий Николаус, который украсил и собор в Ферраре. Многие считали его испанцем, но я думаю, что он был уроженцем Лангедока. И возможно, даже катаром. — Старик усмехнулся своим беззубым ртом.

— Вы, случайно, не отец Джеральдо из Пинероло?

— Да, это я. Чем могу вам служить, благословенные паломники?

— Мы ищем одного монаха. Его имя Вивьен де Нарбон. Нам только что сказали…

— Вивьен де Нарбон? — Лицо Джеральдо помрачнело. Он какое-то время внимательно рассматривал трех чужеземцев, а потом осведомился: — Кто вы такие, зачем ищете его?

Его длинная седая борода дрожала.

— Мы его друзья, — ответил продавец реликвий. Поведение старика совершенно сбило его с толку. — Он написал нам письмо несколько месяцев назад, и мы приехали сюда встретиться с ним.

— Это невозможно! — воскликнул монах. — Вивьен де Нарбон умер тринадцать лет назад.

Славник был в дороге уже около двух недель. В пути останавливался редко и лишь для того, чтобы поесть и дать отдохнуть коню. После долгой скачки галопом у него болели колени и пах и не давало покоя покалывание в нижней части спины. Глаза от усталости закрывались сами собой. Он был уже почти на месте и поэтому решил отдохнуть возле кучки лачуг.

Сойдя с седла, он привязал коня к забору и ополоснул лицо в поилке для скота. Свежая вода взбодрила его. Свет полуденного солнца проникал в долину Суза между горами, освещая склоны и тропы. Где-то за этими горами Доминус с нетерпением ждет от него новостей.

Славник присел возле сеновала и стал думать о своем задании. Судя по сведениям, которые он собрал в пути, торговец со своими спутниками опередил его примерно на день. «Теперь я догнал их», — подумал чех, вглядываясь в горные вершины. Они сияли на солнце кобальтовым темно-синим блеском, похожие на лезвия из синего металла.

За спиной зашуршали чьи-то шаги.

Славник мгновенно повернулся на этот звук и положил руку на кинжал. Но перед ним был только светловолосый мальчик с испачканным грязью лицом. Ребенок стоял неподвижно и молча смотрел на воина. Вероятно, внушительный вид Славника вызвал у мальчика любопытство. Чех взглянул на него сурово, но без угрозы. Он вспомнил себя самого в детстве — в те дни, когда он еще не знал, сколько насилия может причинить меч.

— Я голоден! Скажи отцу: пусть принесет мне поесть! — отрывисто приказал он.

Когда Славник говорил это, его холодные как лед глаза уже не смотрели на мальчика.

Ребенок, кажется, не оробел перед ним.

— Мой отец умер прошлой зимой, — проворчал он, не сводя глаз с черного рыцаря.

«И мой отец тоже умер», — подумал Славник. Это случилось много лет назад, и с тех пор он чувствовал себя одиноким.

— Как это случилось? — спросил он, стараясь не проявить слишком много интереса.

Мальчик недовольно поморщился, скрывая за этой гримасой свои чувства, и ответил:

— Его убили разбойники.

— Значит, еду мне принесешь ты! — сделал вывод чех, кладя на колени руки в перчатках.

Ему не пришлось повторять приказ дважды. Мальчик сразу вбежал в одну из лачуг рядом с хлевом и вскоре вышел обратно с миской ржаной похлебки и ломтем хлеба. Из окна выглянула молодая женщина в черном платке. Она была красива, но ее лицо исхудало и осунулось от горя и тоски.

Славник взял еду, но не поблагодарил за нее. Ел он молча, но не сводил глаз с ребенка. Закончив, он вернул мальчику миску и сказал:

— Расти. Стань сильным и отомсти за отца. Убей их всех без жалости.

Договорив, он пришпорил коня и галопом умчался прочь.

Мальчик неподвижно стоял с миской в руках и смотрел вслед удалявшемуся всаднику.

Воин скакал в монастырь Святого Михаила у Плотины. Скоро он будет на месте.

Игнасио неподвижно стоял перед отцом Джеральдо и глядел в его морщинистое лицо, словно не мог понять значение слов, которые произнесли губы старика.

«Вивьен де Нарбон умер тринадцать лет назад!» — продолжало звучать у него в уме.

Он не мог найти никакого логичного объяснения этим словам. Во взглядах Уберто и Гийома, так же как у него, отражались изумление и досада.

На секунду у Игнасио закружилась голова: столько всего свалилось на него так внезапно. Если Вивьен действительно умер, кто прислал от его имени письмо графу Скало? И как объяснить, что при письме была ракушка на шнурке? Затем он успокоился, перебрал в уме то немногое, что знал наверняка, и сделал логический вывод: отец Джеральдо лжет или его кто-то ввел в заблуждение, чтобы использовать в своих интересах.

Игнасио сделал своим спутникам знак стоять спокойно, повернулся к монаху и спросил:

— Вы были с ним знакомы?

— Мы были друзьями, — ответил Джеральдо, удивленный тем, как неожиданно изменился тон речи его собеседника.

— Вы уверены, что он умер?

— Я видел, как он вместе со своим конем упал вниз со склона горы, и слышал крики, пока он не разбился в долине. Что вы на это скажете?

Игнасио ничего не ответил. Он чувствовал в словах старика что-то странное. Кроме недовольства, в них почему-то звучал еще и страх. Джеральдо что-то скрывал от него. Быстро догадавшись, что делать, Игнасио спросил:

— Преподобный отец, вы помните, где он жил? В какой келье? Если не слишком вас обеспокою, я хотел бы побывать в ней.

Джеральдо скрестил руки на груди и заявил:

— Паломникам запрещено входить в кельи монахов.

— Потерпите немного, дайте мне договорить, — настаивал на своем торговец. — Вивьен обещал подарить мне одну книгу, которая ему принадлежала. Мне было бы приятно получить ее и хранить у себя в память о нем. Братья бенедиктинцы известны своим гостеприимством. Я прошу принять меня как гостя. И разумеется, отблагодарю за эту услугу пожертвованием.

Чтобы придать больше веса своим словам, Игнасио опустил руку в свою суму и пошевелил лежавший внутри кошелек так, что в нем зазвенели деньги.

Монах засунул пальцы обеих рук в свою густую белую бороду.

— Насколько я помню, после Вивьена ничего похожего не осталось. Но если вы настаиваете, можно попытаться поискать. Возможно, память меня подводит. — Он вздохнул, сдаваясь на уговоры испанца. — Идемте. Я проведу вас в кельи братии. Но старайтесь как можно меньше шуметь, чтобы не мешать им сосредоточиваться на молитве.