платформы два полевых орудия, зарядные ящики и три комплекта снарядов. Потом я накрыл брезентом всё это добро и подгадал так время, чтобы пройти Бухэду глубокой ночью — мы пять часов стояли на одном из разъездов. Здесь, в Маньчжурии меня встретили с восторгом, какой мы банкет закатили, — засмеялся Семенов.

Орлов отсалютовал рюмкой, отдавая должное.

— Правда, как мне вскоре стало известно, генерал Хорват был очень этим недоволен, у него возникли какие-то трения с китайцами по этому поводу, — когда выпили, добавил атаман.

«Да, когда нас подумывали чуть ли не разоружить четырнадцатого числа. Вот из-за чего это было», — понял Орлов.

— С китайцами теперь всегда будут трения, — недовольно сказал Франк.

— Ничего, и на них найдутся японцы, — засмеялся Семенов и пара его людей.

— И где теперь эти пушки, Григорий Михайлович? — спросил Орлов.

— В Даурии сейчас. Я пока что не стал ставить их на платформы, потому что со стороны станции Борзя мои дозоры уже две недели отмечают активность красных.

— Какую?

— В разведку идут, доходят до моста часто — два раза их там ловили. Через Оловянную и Борзю ко мне едут добровольцы, беженцы, и большевики там многих задерживают. Я вновь прибывающих определяю соответственно их опыту и умениям — кого в инструкторы, кого в сторожевые дозоры, кого в гарнизон Даурии — там у нас уже полноценный батальон развернут, господа, с оружием и довольствием! Казармы там хорошие, а теперь есть и батарея — чувствуем мы себя уверенно.

— Если бы не китайцы поганые, — хрипло прорычал Мадиевский — ему явно было плохо.

— Уложите хорунжего спать, — кивнул на него атаман, и двое офицеров, пошатываясь, встали из-за стола.

— А что китайцы? — нахмурился Орлов.

— Прознав про пушки, генерал Чжан, а он за несколько дней до этих событий обосновался в Хайларе — до этого он квартировал здесь, — размахивал рукой Семенов, — китайские старые казармы от нас в двух кварталах, на другой стороне площади, значит, командировал двадцать второго числа, в этот вот дом, своего офицера. Китаец этот неплохо лопочет по-русски, и передал мне ультиматум — через восемь часов сложить оружие, распустить моих людей и выехать за пределы границы.

— Ничего себе, — поразился Орлов. — А вы что?

— Мне надо было тянуть время. Я немедленно телеграфировал об этом в Харбин, майору Куроки, потом сказал китайцу, что хочу обсудить условия с начальником их штаба, полковником Ли Мином.

— А что за условия?

— Неприкосновенность для меня и моих людей, безопасность и деньги за военное имущество.

— Угу, — кивнул Орлов, поражаясь наглости китайцев.

— Поставил я самовар, угощаю его кренделями, потом он пошел обратно в казарму, передавать мои условия. Я тут же велю телеграфировать в Даурию — немедленно сюда пушки и роту с пулеметами. Часа через два на машине приехал китайский полковник из казармы с этим офицером, значит, и говорит мне — начинайте разоружаться!

— Нагло, нагло, — пробурчал Франк — опершись подбородком на ладонь, он сидел с задумчивым лицом.

— Я и говорю — вопрос очень важный, надо всё обдумать, обсудить, чтобы с гарантией, господа, ну и приглашаю их пить чай. Опять ставлю самовар, и начинаем мы вырабатывать условия — место выбирать, где будем сдаваться, потом выбирать место, куда нас повезут китайцы после разоружения, и главное — сколько мы денег за это получим.

— Вот как, — усмехнулся Орлов. — И сколько денег предлагали за оружие?

— По четыре китайских серебряных доллара за винтовку, по доллару за две шашки, по доллару за полсотни патронов и по тридцать долларов — за пулемет, — без запинки, самодовольно проговорил Семенов. — Я очень хорошо потянул время на требовании аванса — китайцы наотрез отказывались давать задаток, который я потребовал в золотых иенах по справедливому харбинскому курсу — одна иена за полтора их доллара, а я отказывался без этого сдаваться. Часа через три приходит ко мне Алексеев и говорит — сварили хорошую кашу, Григорий Михайлович.

— Кашу? — не понял Франк.

— Ну, условное такое слово — это означало, что уже приехали поезд и пушки. Я и говорю ему — на площади будем угощать. Ну, китайцы ничего не поняли, конечно. Продолжаем мы обсуждать условия, чай пить, на часах уже шесть вечера, и приглашаю я их пройтись. Площадь у нас там, — неопределенно махнул рукой атаман правее себя, — и вот выхожу я, Алексеев, полковник китайский, а на площади уже стоят орудия и шестнадцать человек прислуги в полном снаряжении, фронтом на китайскую казарму.

— Ха-ха-ха, — хлопнул ладонью по столу Франк.

— Подходим к орудиями и я говорю полковнику — так и так, передаю ультиматум генералу Чжану: через час генерал должен быть здесь и публично подписать договор о дружбе и союзе со мной, атаманом Семеновым, опубликовать его среди своих войск и впредь не допускать никаких враждебных действий к моему отряду! А если нет, то я открою огонь по казарме и всё там разгромлю и уйду за кордон, терять мне нечего! — эмоционально рассказывал Семенов. — Потом приказываю зарядить пушки и навести на казарму.

Орлов и Франк продолжили смеяться.

— Офицер этот и полковник побежали в казармы, потом прибегает этот офицер и говорит, что генерал Чжан уже выехал из Хайлара поездом и всё будет хорошо. Я на станции расположил полсотни человек при двух пулеметах, но скрытно, во избежание разных сюрпризов, и ждём стоим, документ составляем. Не прошло и часа, как послышался гудок паровоза, и ещё через четверть часа генерал Чжан и пять человек свиты были уже на площади, рядом с пушками.

— Китайцы понимают только кулак, — хрипло заявил Франк.

— Да, именно! Пока мы стояли, я надиктовал документ — мол, есаул Семенов и его отряд являются союзниками и всем подчиненным генералу китайским войскам следует относиться к нему, то есть ко мне, — помахал ладонями атаман, — дружески, не чинить никаких препятствий и не выступать против, а также содействовать ему против большевизма, если у атамана возникнет такая потребность. Отдал я его этому переводчику, пошли мы в дом, тот накалякал иероглифы под русским текстом, и когда приехал генерал — всё это подписал при свидетелях, и мы всё это разослали телеграфом.

— С китайцами так и надо, — снова вставил реплику уже основательно выпивший Франк.

— Самое хорошее — что какой это никакой, но теперь будет союзник против большевиков, и Чжан окажет содействие, если придётся это потребовать.

— Почему вы так уверены? — Орлова такая самонадеянность позабавила.

— Уверен, господа! — взмахнул ладонью атаман. — Уже и здесь, и в Хайларе китайцы стали вежливыми, а когда мне довелось посещать китайский штаб, то выставили почетный караул. В китайской газете