«Смотришь на лицо Кассии и понимаешь, что это не она?» – захотелось усмехнуться мне, и стало горько.

В этот момент Дамиан прокружил под рукой. Так, что перехватило дыхание. Не то от того, как резко ускорилась музыка, не то от того, как близко он. Его горячее тело и аромат хвои, будто до рассвета бегал по лесу диким котом.

Мои ресницы затрепетали, и я поддалась приятному головокружению вальса. Прикрыла глаза. Растворилась во все ускоряющихся шагах. И показалось, вот-вот – и мы взлетим над мраморным полом, закружимся уже в воздухе.

Когда вальс закончился, я открыла глаза неохотно, как после сладкого сна. Мы отошли в сторону, идя под руку. А потом объявили новый танец, и ко мне подошел мужчина в годах. Благородный профиль, почти белоснежная седина и сухой этикетный поцелуй в сантиметре над ладонью.

– Ваше Величество, подарите мне эту куранту?

– Кур… куранты? – я нахмурилась, лихорадочно перебирая в голове все, что пытались впихнуть в нее за последние дни о бальных танцах. – Боюсь, у меня… закружилась голова после вальса!

– Прошу прощения, – улыбнулся мужчина и отошел к другой даме.

Я проследила за ним взглядом. И тут мне на глаза попалась тощая фигурка Аленки. Сердце оборвалось, и я дернула Дамиана за рукав:

– Катастрофа.

– Что такое? Ты забыла танцы? Какой вилкой пользоваться для десерта? Или кто из тех пузатых стариков – посол?

– Хуже! – зашипела я. – Дети!

Забыв про всякую императорскую величественность, я подобрала юбки и бросилась к маленькой чертовке. Она уже улыбнулась нескольким гостям и теперь потянулась к угощениям, стоящим на небольшом столике. По крайней мере, я понадеялась, что к ним, а не к бокалам с шампанским, сладко пахнущим клубникой.

– Ты что здесь делаешь, паршивка? – прошипела я, хватая Аленку за локоть. – Мы же оставили вас со слугами!

Она повернулась ко мне, уставившись во все глаза. И мне подурнело еще сильнее. Увидь я ее ночью – точно перебудила бы визгом весь дворец.

Аленка где-то раздобыла косметику. В итоге, лицо было выбелено пудрой, губы – намалеваны алым, глаза – густо подведены черным. А по щеке и подбородку – расставлены мушки. Светло-русые волосы, всклокоченные на макушке на манер «парик XVIII века», оказались притрушены все той же пудрой. Картину завершало детское платье, под которое были надеты все юбки, которые нашла эта девчонка. А корсет, явно стащенный из комнаты служанок, она затянула на максимум. И похоже, сверху подсунула под платье пару носовых платков, чтобы создать видимость груди.

В другой ситуации я вспомнила бы, как в пять лет примеряла мамины туфли на шпильке, и посмеялась бы. Но сейчас на нас косились гости, а в голове мелькали мысли, что маленькое чудовище может заговорить с местными о земном детдоме.

– Я не буду сидеть под замком! – Аленка топнула ножкой. – Прячете меня, а может, я так встречу принца!

– И он тебя испугается, – прошипела я, уволакивая девчонку из зала.

Она извивалась, упиралась и, казалось, вот-вот завизжит, как трехлетка, которую утягивают от ларька с мороженым. Когда мы оказались в коридоре, Аленка и вовсе проехалась в своих башмачках, как на коньках.

Вздохнув, я стала напротив и уперла руки в бока. Прическа немного растрепалась, и на глаза упала темно-каштановая прядь. Я сдула ее, недовольно глядя на Аленку.

Она уперлась не хуже меня. Сжала ручки в кулаки и задрала голову, отвечая дерзким взглядом.

– Неправда! Я буду красивой, и меня полюбят! Даже из детдома всегда забирали тех, кто помладше и у кого мордашка посмазливее! – криво накрашенные губы дрогнули.

– Значит, сейчас пойдешь и умоешь свою мордашку! Потому что ее не видно под всей этой дрянью! И вообще, бал для взрослых! – я сцапала Аленку за плечи, толкая в нужном направлении.

– Я тоже взрослая! – надулась она.

– Марш отсюда! И если сунешься в зал, я скормлю тебя монстрам в подземелье! – гаркнула я.

Аленка шумно вздохнула, но все-таки послушалась. Она направилась прочь, только недовольно застучали башмачки по мраморному полу. За моей спиной тем временем бесшумно появился Дамиан.

– Обязательно быть такой грозной? – вздохнул он.

Я смерила его внимательным взглядом.

«Его Кассия наверняка планировала десяток детишек, да? Как любая уважающая себя средневековая дамочка, думающая только о колыбельках и вышивке!» – ревность снова обожгла ядом. Я глубоко вздохнула, чтобы не набрасываться с бухты-барахты.

– Во-первых, она могла начать вещать про смартфоны и соцсети. А во-вторых, терпеть не могу детей. И почему они не могут лезть к Элеоноре, а не ко мне?

– Чувствуют твое доброе сердце? – лукаво усмехнулся Дамиан. – Говорят, дети и животные не ошибаются.

– Тогда пусть ко мне лучше лезут котятки, – фыркнула я, вздернув нос.

Если бы я только знала, с каким зверьем столкнусь вскоре, то предпочла бы разместить два приюта Элеоноры в своих покоях. Даже три! Но пока Дамиан взял меня под руку, чтобы вернуть обратно в зал, и мы продолжили танцевать вместе с гостями в ожидании пира и выступлений.

На пиру мне стало дурно. От одного вида блюд, расставленных на столе в рядочек. Привет, гастрит, давление и сердце в сорок лет! Все блестело и переливалось от жира: жареные поросята, гуси в яблоках и сморщенные колбаски. Никаких там легоньких салатиков и милых канапе! И десерты соответствующие: сумасшествие крема, никаких фруктов.

– Что такое? – Дамиан взволнованно посмотрел мне в лицо. – Тебе нехорошо? Может, это последствия яда?

– Вряд ли, – буркнула я.

К нам подбежал молоденький мальчишка-слуга, готовый наложить яства в тарелки. Я помотала головой.

– Давай позовем целителя? – продолжил переживать Дамиан.

Видно, я совсем уж посерела при виде того, как одна дамочка – четыре меня в обхвате – отломила сочащуюся жиром гусиную ножку и с наслаждением впилась в нее зубами.

– Для этих всех позови, – мрачно предложила я. – Они же себя угробят таким питанием.

– Потому дамы и затягиваются в корсеты. И фигуру хочется, и еды вкусной. А всякие шарлатаны на этом наживаются. Предлагают какие-нибудь порошки из лягушачьих лапок… или еще что похуже, – Дамиан слегка поморщился, едва пригубив из кубка, украшенного маленькими самоцветами. – Яды в малых дозах, например. Месяц назад одна придворная дама неделю промучилась после такого…

Молчание получилось таким выразительным, что я не сразу решилась спросить:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍