Мы вступаем на территорию классической социал-демократии, издавна выступавшей за создание институтов, которые защищали бы простых людей от суровой капиталистической экономики. Социал-демократы принимают основополагающую структуру капитализма, но выступают против непредвиденных изменений, против превратностей, от которых не в силах защитить себя простые люди (в отличие от привилегированного богатого меньшинства). Со временем некоторые социальные риски, как представляется, претерпели изменения, но это никак не умаляет важности данного базисного положения.

Человек на рынке труда находится в защищенном положении в том случае, когда существует нулевая или очень низкая вероятность того, что он вынужден будет отступить и занять худшую позицию. Но что имеется в виду под защитой? Сохранение рабочего места или просто организации-работодателя? Или же речь идет об уверенности в устойчивом предложении привлекательных альтернативных рабочих мест и средств доступа к ним, а также уверенности в получении поддержки в переходный период, когда человек теряет имевшуюся у него работу? Это различие носит фундаментальный характер для ведущихся в наши дни дебатов о политике обеспечения защищенности труда, а также наглядно демонстрирует разницу между оборонительной и напористой социал-демократией. В то время когда многие люди вообще лишены работы, когда технологические и рыночные изменения ведут к банкротству многих фирм и исчезновению не только рабочих мест, но и профессий, борьба за право на сохранение рабочих мест, безусловно, носит оборонительный характер. Во многих ситуациях и даже в некоторых странах трудящиеся едва ли способны добиться чего-то большего без осуществления значимых изменений, но в конечном счете чисто оборонительная стратегия обречена на поражение (если только кризис, воздействующий на отдельную фирму или регион, не является кратковременным). В общем контексте важнейших перемен в видах деятельности, рассматриваемых развитыми странами как источники конкурентоспособности, в долгосрочной перспективе попытки сохранения крупномасштабной занятости в промышленных секторах не имеют смысла. В краткосрочной же перспективе сохранение рабочих мест для занятых приводит к формированию внешней «армии труда» из молодежи, работающей по временным контрактам и с использованием других форм случайной занятости. В результате ее «солдаты» считают и профсоюзное движение, и традиционное трудовое право чуждыми себе.

Политика в сфере труда, предусматривающая выплаты существенных пособий по безработице и оказание помощи в поиске работы, а также приобретении новых навыков, свободна от рассмотренных выше проблем. Эти корректирующие рынок меры ориентированы на будущее и не создают барьеров между теми, кто имеет постоянную работу и социальный пакет, и временными работниками (прекариат). Создание контекста, в котором трудящиеся и их семьи уверены в получении помощи со стороны их собственных организаций (профсоюзов), а также государства (регулирование и общественные расходы), которая будет оказана, когда им придется столкнуться с изменениями и принять их, – вот основной пример напористой социальной демократии. Но даже тогда, вероятно, потребуются определенная правовая защита от произвольных увольнений и финансовая компенсация в случае сокращения штатов; тем не менее уверенность в возможности быстрого получения новой работы не способна полностью заменить гарантии того, что никто не может внезапно лишиться своего рабочего места. Оба подхода (напористая и оборонительная социал-демократия) отличаются от неолиберализма тем, что они признают необходимость оказания помощи рабочим, сталкивающимся с экстерналией незащищенности. Но если первый из них способствует развитию изменившейся экономики, то второй ориентирован только на сопротивление. Таким образом, напористая социал-демократия, как и неолиберализм, принимает необходимость изменения и адаптации перед лицом глобализации.

Понятие незащищенности предполагает более широкий концепт отсутствия у индивида знаний о ситуации на рынке труда в узком смысле или, если говорить в общем, об экономических параметрах, оказывающих воздействие на его жизнь. Это вопрос неопределенности. Последняя находится в сложных отношениях с незащищенностью. Если положение некоего человека является неопределенным, он определенно незащищен, но можно со всей определенностью говорить о том, когда положение индивида является незащищенным. Однако такого рода определенность – это всего лишь определенность относительно существования более высокого уровня неопределенности, неопределенности относительно вероятности того, что положение индивида снова улучшится. В целом политика социальной защиты и политика обеспечения защищенности на рынке труда могут рассматриваться как стратегии, направленные на оказание помощи людям, обладающим адекватными знаниями и ресурсами (т. е. большинству людей), которые позволяют им оставаться самодостаточными в условиях неопределенности.

Мы подходим к важному различию между неопределенностью и риском. Впервые оно было проведено в 1920-х годах американским экономистом Фрэнком Найтом в получившей широкую известность книге «Риск, неопределенность и прибыль». Если у нас имеется возможность исчислить вероятность наступления неопределенного события, то неопределенность преобразуется в риск. В экономической области расчеты вероятности могут быть превращены в финансовые исчисления. Эта простая идея является фундаментальной для финансового сектора экономики в целом и для понятий «страхование», «инвестиции», «норма процента» и «цена акций». Если цены могут быть поставлены в зависимость от рисков, то люди получают возможность инвестировать, тем самым широко распределяя первоначальный риск и уменьшая угрозу, которую он представляет либо для первоначального носителя риска, либо для тех, кому он был продан. Данный процесс не способен привести к полному устранению неопределенности, но она распределяется и таким образом уменьшается. Эта неопределенность может быть компенсирована агентствами, которые, принимая на себя широкий диапазон рисков, ограничивают последствия неудачи, связанной с любым из решений о принятии на себя доли риска. Без рынков риска невозможно было бы осуществить большинство предпринимательских проектов, и наш мир стал бы значительно беднее.

Чтобы извлекать прибыль на рынках рисков, их участникам необходимы богатство и знания. Потребность в первом возникает в тех случаях, когда рынок должен принять «рискоспособность» игрока, убедиться в ценности вносимого им залога. Полезность знаний определяется тем, что расчеты любых, помимо простейших, рисков осуществляются на основе обработки большого объема информации о непосредственно относящихся к риску угрозах и вероятности наступления отрицательных событий. Получение этой информации обходится дорого, что становится еще одним высоким барьером (воздвигнутым на фундаменте богатства) на пути входа на рынок риска тех, кто не обладает крупными активами.

Следовательно, на рынке риска существует фундаментальное неравенство между его отдельными участниками, которое зависит от объема принадлежащих им лично (или их семьям) активов. Как известно, во всех капиталистических обществах неравенство в распределении богатств является гораздо более глубоким, чем неравенство в распределении доходов, отчасти потому, что первые остаются семейной собственностью в течение более длительных периодов времени и не сталкиваются с рыночной конкуренцией, в которой приходится участвовать человеческому капиталу – активу, продуцирующему доход и сопутствующее ему неравенство. Хотя распределение богатства, подобно распределению доходов и многих других количественно измеримых атрибутов, образует некий континуум, все-таки можно относительно легко провести различия между тремя категориями людей.