Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В реальной жизни чистая неолиберальная модель встречается очень редко, но она является подразумеваемой официальной позицией ЕС, МВФ и ОЭСР. Она же задает направление государственной политики многих стран мира, осуществляющих реформы рынков труда (о чем свидетельствуют хотя бы условия оказания помощи по выходу из кризиса Греции, которые обсуждались в главе II). Сохранение защиты труда в течение столь длительного времени обычно связывается с неспособностью государства отстоять законные интересы трудящихся. Гораздо реже упоминается рациональная основа этого сопротивления. Отказ от признания важности проблемы знаний или информации для обычных трудящихся приводит к тому, что неолиберальный подход порождает экстерналии, выражающиеся в значительных прямых (способности и навыки работников) и косвенных потерях. Во втором случае имеется в виду неадекватность предъявляемого в экономике спроса, обусловленная неопределенностью относительно будущего рабочих, что, в свою очередь, подрывает их уверенность как потребителей, а также раздражающий внешний эффект тревоги и страха. Возможно, мы должны будем смириться с некоторыми из этих издержек. По сравнению с общими результатами маркетизации они выглядят не такими уж важными. В какой-то степени эффективность рынка – вопрос отказа от одних целей в пользу других. В некоторых случаях новые рынки создаются для «захвата» того, что было внешним эффектом на первом рынке. В других случаях мы можем оценить экстерналию как достаточно важную для того, чтобы вызвать отклик в публичной политике.
Отсюда возникает вопрос, кто должен нести издержки такого отклика. Согласно классической модели публичной политики государство полностью берет на себя заботу об экстерналиях, осуществляя финансирование тех или иных мероприятий из средств, собранных благодаря налогообложению фирм и отдельных людей. Таким образом, фирмы получают возможность прибыльно вести хозяйственную деятельность, перекладывая издержки, связанные с возникающими внешними эффектами, на другие части общества. В той степени, в какой акционеры корпораций, как правило, обладают большими состояниями, чем средний гражданин, эта политика подразумевает перекладывание бремени экстерналий с богатых людей на среднего гражданина. В этом и состоит аргумент в пользу прогрессивного налогообложения (введение более высоких ставок налогообложения на доходы от прибылей и очень высокого денежного вознаграждения). В частности, государство во многих случаях стремится переложить на продуцентов внешних эффектов по крайней мере часть издержек устранения их последствий (например, используемый в регулировании принцип «загрязнитель платит»). На рынке труда в соответствии с этим принципом работодатели обязаны уплачивать взносы в фонды социального страхования. Однако в тех случаях, когда фирмы способны полностью переложить издержки экстерналий на потребителей (или, как в случае с платежами, связанными с трудом, на наемных работников), воздействие предпринимаемых государством мер может оставаться регрессивным по своему характеру. Наконец, государство имеет возможность применять различные стимулы, направленные на то, чтобы фирмы предпринимали свои собственные действия по интернализации внешних эффектов. Речь может идти о рыночных потребностях фирм (как в случае с профессиональным обучением на уровне компаний и пенсионными схемами) или о потребности в заключении соглашений с профсоюзами, позволяющих поддерживать хорошие отношения с наемными работниками.
Таким образом, не существует простой формулы, способной связать различные интересы и результаты политики, и неолиберальный климат наших дней породил целый спектр разнообразных ответных действий. Изначально его диапазон устанавливается очевидной невозможностью применения на практике неолиберальной парадигмы, предлагающей игнорировать все внешние эффекты, которые не могут быть устранены самим рынком. Далее многообразие порождается различиями во властных отношениях между работодателями, наемными работниками, их представителями и другими во множестве различных контекстов, а также доступностью для разных акторов различных средств достижения компромиссов, отражающих силу их позиций.
Как отмечалось в главе I, поиск решений проблем, возникающих на рынках труда в странах – членах ЕС, привел к появлению в Дании подхода, известного как «гибкие гарантии занятости». Он предполагал перемещение фокуса политического внимания с защиты рабочих мест на создание занятости, а также позволил работодателям переложить бремя соответствующих расходов на государство. Законы о защите труда, обязывающие работодателей сохранять уже имеющиеся рабочие места, были ограничены, но не упразднены. Обязанности по уменьшению степени неопределенности будущего рабочих (поддержание высокого уровня пособий по безработице), а также оказанию помощи в поиске работы и переобучении были возложены на систему социального страхования. Забота государства в области рынка труда сместилась с сохранения рабочих мест на обеспечение занятости, а бремя расходов было возложено на налогоплательщиков в целом. Общее налогообложение использовалось для того, чтобы освободить работодателей от части платежей, необходимых для функционирования системы. Известно, что системы, основанные на сильных законах о защите труда, характерны для стран Южной Европы, где обязанности по уменьшению степени неопределенности будущего рабочих возлагаются на работодателей, которые должны сохранять даже те рабочие места, в которых, возможно, больше нет необходимости. Как ни парадоксально, но подход, основывающийся на «гибких гарантиях занятости», был создан в Дании – стране с сильным рабочим движением, славными социал-демократическими традициями и низким уровнем неравенства в обществе.
Почему политические конфигурации, характерные для стран с относительно сильной социальной демократией, продуцируют модель рынка труда, предусматривающую перекладывание корпорациями части бремени расходов на налогоплательщиков в целом, в то время как страны Южной Европы с их разобщенными или слабыми рабочими движениями и высокими уровнями неравенства оставляют основную нагрузку на предпринимателях? Все дело в условиях социал-демократического общественного компромисса. Учитывая принятие рыночной экономики, что предполагает признание необходимости поддержания конкурентоспособности фирм, напористая социал-демократия обязана была освободить их от части издержек, связанных с обеспечением защищенности и уверенности рабочей силы в завтрашнем дне, даже в том случае, если работодатели получают выгоду от удержания рабочей силы в долгосрочном периоде. (В той степени, в которой фирмы будут получать выгоду от использования этой рабочей силы в краткосрочном периоде, они могут брать на себя соответствующие расходы.) Поэтому и в условиях первоначальной социал-демократии, и в условиях напористой социал-демократии предполагается, что большую часть расходов, связанных с компенсацией воздействий экстерналий, берут на себя государство и налогоплательщики.
Обратимся к самым показательным примерам, предлагаемым странами Северной Европы. Несмотря на последние неолиберальные сдвиги во многих областях политики, их социал-демократическое наследие выражается в низких показателях неравенства, высоком уровне государственных расходов, перераспределительном налогообложении и важной роли национального правительства, которая никогда не ставилась под сомнение. Поэтому усиление корпоративной власти могло привести не к ослаблению власти государства, а к передаче ему управления внешними эффектами (или, скорее, корпусу налогоплательщиков; при этом уровень налогов определялся исходя из их способностей к уплате). Необходимость сохранения открытости экономик Скандинавских стран обусловила весомость доводов работодателей относительно того, что они нуждаются в гибком рынке труда, и способствовала их избавлению от затрат, связанных с обеспечением стабильной занятости. Восприятие сопутствовавшего этому ограничения прав наемных работников на законную занятость (за исключением богатой нефтью Норвегии) облегчалось тем фактом, что профсоюзы сохранили свою силу не только в общенациональных политических центрах, но и на индивидуальных рабочих местах. Следовательно, у рабочих были основания надеяться, что ограничение прав вовсе не обязательно приведет к произвольным или неоправданным увольнениям. Таким образом, сочетание сильной профсоюзной власти и перераспределительной налоговой системы способствовало возникновению доверия между сторонами процесса, что облегчило принятие рабочими и профессиональными союзами как освобождения фирм от обязанностей по финансированию, так и возросшей гибкости рынка труда. Если данное утверждение справедливо, то мы имеем дело с важным, хотя, возможно, и случайным примером того, как публичная политика посредством использования механизмов поддержки и побуждения к доверию становится опорой и маркетизации, и регулирования. Следовательно, передача корпоративных обязанностей государству не всегда является примером защиты интересов корпораций в полном согласии с неолиберализмом третьего рода. В данном случае фирмы не паразитируют на государственной политике, но получают выгоды в рамках разумного социального компромисса между государством, капиталом и трудом. При этом выигрывают все пошедшие на взаимные уступки стороны.