– И привет…

Гаю Октавиану Тумидусу – военному трибуну, кавалеру ордена Цепи, малому триумфатору и члену Совета антисов, короче взрослому, состоявшемуся гражданину Великой Помпилии – было до слёз обидно, что Папа пригласил его на проводы одного, без Тумидусова колланта. М’беки, выходит, проводит Папу Лусэро на орбиту, а то и дальше, и все антисы, кто прилетит на проводы – тоже, а Тумидус останется во дворе Папиного дома, как брошенная собачонка. Слушать причитания вдов? Рёв детворы? Пьяные воспоминания соседей? С Папы станется подшутить над приятелем напоследок.

– Почему же мы их потом не встречаем?

Их, подумал военный трибун. Мёртвых антисов. Нет, не мёртвых. Живых. Нет, не живых. Каких? Было у меня два тела, большое и малое. Осталось только большое: лучи, волны, поля. Малого больше нет. Не ем, не сплю, не испражняюсь. От малого тела осталась память, запись в матрице. Бракованная запись за миг до смерти. Вернусь – взлечу. Вернусь – опять взлечу, раньше чем вернулся. Феномен «обратного времени», возврата нет. Билет в один конец. В рай?!

Крупная капля пота стекла по его щеке. Ещё одна. И ещё. Зря я пришёл в форме, вздохнул Тумидус. Надо было одеться полегче.

Он знал, что врёт. Что дело не в форме.

– Где? – удивился М’беки. – Где мы их не встречаем?

– В космосе! Если они в космосе, значит, мы должны их встречать! Видеть, фиксировать! Штурманы кораблей, диспетчеры наземных и орбитальных космопортов… Мы, колланты; вы, антисы… Должны встречать!

– А если мы с тобой на Китте, значит, я должен с тобой встречаться? Обязан? Китта большая: не захочу, так разминёмся. А космос ещё больше, – М’беки широко развёл руки, демонстрируя величину космоса. – Нафига им с людьми встречаться? Люди мимо летят, и они – мимо, тихой сапой. Антис без малого тела теряет интерес к человечеству. К тебе, ко мне, вон к той бабе…

М’беки указал на молоденькую вудуни, тиранившую узкий и высокий барабан. Как и все музыканты, вудуни разделась до пояса, демонстрируя выдающиеся таланты, и интерес к ней со стороны окружающих рос с каждой секундой.

– Дети, внуки, и те забываются. Нет, если уж ты помер в малом теле, ты не должен контачить с теми, кто ещё живой. Таков закон бытия, бро, – Думиса М’беки зажмурился, вспоминая. С подачи Тумидуса его потянуло на высокие материи, но своих слов парню не хватало, вот М’беки и припоминал чужие, слышанные от кого-то из старших антисов. – Ты теперь типа странник вселенной. Ну, ангел. Летаешь сам по себе, одинокий волк, познаёшь, мать её, истину. Если скучно, можешь трассы от флуктуаций позачищать. В самостоятельном порядке, не ожидая благодарностей.

Долг выполнен, сказал себе Тумидус. Долг перед человечеством. Кокон сброшен, гусеница превратилась в бабочку. Зачем ей теперь гусеницы? Значит, после смерти Папы посидеть с ним за пивком больше не получится. Отыскать Папу в космосе? Собрать коллант после Папиной смерти, летать, искать, найти… И что? Надоедать типа страннику вселенной своей белковой суетой? Мешать познавать, мать её, истину? Здрасте, Папа, давно не виделись. Удели минутку, а? Мы тебе памятник на могиле ставим, глянь эскизы.

Неловко, да.

– И всё? – машинально спросил военный трибун.

– Не знаю, бро. Может, и не всё. Вот помру, узнаю.

– Хорошо, люди мимо. Нет интереса. А ты?

– А что я?

– Антисы вроде тебя? Тоже нет интереса?

– Молодой я ещё. Ну сам подумай, какой у Папы ко мне интерес? На проводы пригласил, и спасибо. С кем-то, говорят, встречаются, из наших. С теми, кто из матёрых, крутых. Редко, правда. Ты Рахиль спроси или Кешаба. Нейрама спроси, вы ж знакомы?

Напиться, что ли, подумал Тумидус. До чертей, до свинячьего визга.

До мёртвых антисов.

– Дрянь, – с чувством выдохнул он. – Редкая дрянь.

М’беки кивнул. Понимал, что речь не о вине.

– Думаешь, – тихо поинтересовался молодой антис, – зачем я тебя сюда пригласил? Это мы уже Папу провожаем, мы с тобой. Они, – М’беки мотнул головой, указывая на веселящихся посетителей, и стал напяливать котелок на кубло туго заплетённых дредов, – они ещё ничего не знают, но мы-то знаем? Такие у нас проводы, бро, отсюда до упора. Других не дадут, имей в виду. Пей, радуйся, что не завтра. Есть ещё время, есть.

Время, повторил Тумидус. Время, будь ты проклято. А ведь сколько дней я мог бы жить в блаженном неведении? Папа всё учёл: полагая, что Тумидус находится на Октуберане, в другой, весьма далёкой звёздной системе, что без своего колланта он не способен преодолеть огромное расстояние иначе, чем на корабле, в числе иных пассажиров, а коллант, захоти Тумидус лететь способом, принятым среди антисов, не собрать за день-другой; опять же, военный трибун наверняка занят делами, важными и безотлагательными, отпуск придётся согласовывать с командованием, и вылет отложится – короче, хитроумный карлик связался с Тумидусом заранее, задолго до срока назначенных про́водов, проявив несвойственную Папе щепетильность.

Три года назад, пребывая в философском расположении духа, что с Папой случалось редко, а главное, грозило последствиями, Лусэро Шанвури сказал военному трибуну: «Люди – звёзды. Костры во тьме, и в каждом горит время его жизни. Когда оно сгорает до конца, звезда гаснет. Мы, антисы, сильные мира сего, – тут Папа не сдержался, хихикнул и вновь стал серьёзным, – не исключение. Мы всего лишь горим ярче. Наше единственное преимущество – прежде чем сгореть, мы проносимся по небу и валимся за горизонт.» Тогда военный трибун, черствый помпилианский сухарь, счёл это фигурой речи. Звёзды, костры, горизонт. Дешевая лирика. И лишь сейчас, в толпе гуляк-вудунов, от которых разило пальмовым вином, слушая рокот тамтамов, Гай Октавиан Тумидус кожей, мышцами, нервами, всем своим существом почувствовал, как глубоко внутри него, вероятно, в сердце, выгорает время: стремительно и беспощадно, минута за минутой.

I

Аудиозапись заседания ОО ПМС Ларгитаса

(особый отдел планетарной миграционной службы)

Три года назад

– «…угрожая мне извращённым способом телепатического насилия, Гюнтер Сандерсон принудил меня пойти с ним в уединённое место, которое называл персональным коттеджем, где заставил принимать вместе с ним наркотические средства, после чего занимался со мной различными видами секса, включая ментальный…»

– Это точно. А теперь эта, как её…

– Мирра Джутхани.

– Вот-вот. А теперь она трахает наш коллективный мозг.

– «Мои показания может подтвердить Рудгер Вандерхузен, старший механик на грузовом рефрижераторе «Вкусняшка». Гюнтер Сандерсон угрожал телепатическим насилием и господину Вандерхузену, что могут подтвердить свидетели, находившиеся в момент конфликта в столовой научного городка при Саркофаге…»