И гусеницы представляли собой серьёзный демаскирующий фактор. Если приближался А-32, то раньше можно было услышать клацанье гусениц, и лишь потом – мотор. Дело в том, что зубцы рабочих траков должны были точно попадать между роликами на ведущем колесе, которое, вращаясь, их захватывало. Но гусеница быстро растягивалась, разрабатывалась, становилась длинней, и расстояние между зубцами увеличивалось. Соответственно, зубцы начинали бить по ролику, вызывая характерный звук[31].

Ну как тут уснёшь, если такая вот мыслемешалка работает в голове день и ночь. И если днём ещё были какие-то дела, которые отвлекали и давали мозгу необходимый отдых, то наедине с самим собой или ночью начиналось форменное самоистязание…

А тем временем колонна взяла курс на Курск. Кошкин слышал, как надрывались моторы. И всё же колонна двигалась, медленно приближаясь к конечной цели. Михаил Ильич прикинул, что в дальнейшем на пути следования танков будет город Орёл, а там находилось Орловское танковое училище, где можно было бы договориться с начальником мастерских о смене главных фрикционов. Однако он решил, что делать этого не станет: нельзя задерживаться на двое суток, ведь так можно будет опоздать в Москву на правительственный смотр.

Какое-то время Кошкин и механики-водители занимались ремонтом танков. Однако полностью заменить главные фрикционы не удалось – требовалась слишком большая разборка. А это – существенный недостаток. Впрочем, Василий и Кайрат, настоящие асы, приспособились двигаться, переключая передачи с помощью бортовых фрикционов.

* * *

Колонна пошла по дороге, не зная, куда она ведёт. Танки и грузовик сопровождения приблизились к речке, берегом которой шла ещё одна дорога. Прелестные места были кругом, небольшие полянки, приятный воздух и повсеместная тишина заставили участников пробега на какое-то время забыть про поставленную перед ними задачу.

До Москвы ещё было очень далеко. Во время короткой остановки в лесу Кошкин отошёл на время от лагеря, а потом вернулся в него, и лейтенант Мизулин, оставленный дежурить, доложил:

– Товарищ начпробег, за время вашего отсутствия…

– Вольно, – остановил его Кошкин. – Вот только так, лейтенант, на природу теперь и выберешься. Поверите, несколько лет уже по лесу не бродил, а ведь я раньше так любил это дело…

– Вы бы лучше поспали.

– Я на разведку ходил. Речка тут рядом не разлилась, возьмём её сходу. Знали бы – могли бы сегодня сделать двойную норму. До шести – вполне.

– По-стахановски.

– Ну да. Потом научите наших бездымно костёр разжигать? Если можно.

– Сделаем, товарищ начпробег.

– Да что вы всё «начпробег» да «начпробег»! Можете называть меня Михаил Ильич, как на заводе называли. Вот ноги промочил, а высушить сапоги уже не успею…

Из-под брезента вылез механик-водитель Жамалетдинов и начал приседать, разминая затёкшие мышцы.

– Выдержат ли трансмиссии, – задумчиво сказал он.

– А, Кайрат, – усмехнулся Кошкин. – А ты знаешь, как тебя на заводе за глаза называют?

– Знаю. Так и зовут – Трансмиссия. Потому что усиление трансмиссии – наша вечная проблема! Можно, Михаил Ильич, достигнуть гениального баланса между ходовой и бронёй, как это сделали вы, но без усиления трансмиссии…

– Ну вот, завел свою любимую шарманку, – сказал тоже проснувшийся механик-водитель Василий Кривич.

– А ведь прав Жамалетдинов. Давайте только, обсуждение конструкторских решений отставим до нашего возвращения.

Но Василий не унимался:

– А, кстати, знаете, Михаил Ильич, как вас зовет рабочий класс?

– Нет, не знаю. И это очень интересно.

– Точно не обидитесь?

– Не обижусь.

– Карамелькин.

– Очень остроумно! Понятно… Это тяжёлая индустрия так посмеивается над пищевой промышленностью. Да, я в ранней юности ушёл на заработки в Москву и там восемь лет работал на кондитерской фабрике, был рабочим по обслуживанию карамельных автоматов. И после службы в армии меня направили в Вятку, где я руководил кондитерской фабрикой. И неплохо, надо сказать, руководил. Во-первых, мои леденцы – никакая не карамель, а именно леденцы – получили в своё время премию в Берлине. А во-вторых, фабрика при мне стала одним из самых прибыльных и процветающих предприятий в городе. Я тогда в день выдачи зарплаты собирал у себя в кабинете жён своих сотрудников с детьми. Детей угощал конфетами, а зарплату выдавал на руки жёнам, чтобы вятские мужики, как водится, не пропили все деньги.

– Сурово вы с ними поступали, товарищ Кошкин, – покачал головой Василий Кривич.

– Есть такое дело, – согласился Кошкин, – но иначе было нельзя… И вообще, заканчиваем разговоры. По коням! Маршрут вы знаете…

* * *

В пути Кошкин, находившийся в тот момент в танке № 2, посмотрел на часы.

– Ну, что, так и будем ползти? Давай поднажмем что ли? – вдруг сказал он.

– Да я бы с радостью, – ответил Кайрат. – Но Василий-то не торопится.

– Так обгони его! Не торопится он… Делов-то.

Кайрат улыбнулся и прибавил газу. Второй танк увеличил скорость, догнал ведущий и пошёл на обгон.

Со своей стороны, Василий Кривич заметил, что его пытаются обогнать, ухмыльнулся и тоже прибавил газу.

Оба танка понеслись по дороге и оторвались от следовавшего за ними «ЗиСа». Не заметить это было невозможно.

– Что происходит? – удивленно спросил лейтенант Мизулин.

– Ну… Очередные испытания, я так понимаю, – предположил завхоз Кириллов.

– Какие ещё испытания? Они что, гонки устроить решили? А ну-ка, посигналь им!

Аркадий Павлович надавил на гудок, но это ни к чему не привело.

Танки продолжили нестись по дороге, поднимая пыль, за ними пыталась поспеть периодически гудящая «трёхтонка» марки «ЗиС». Время от времени то один, то другой танк вырывались вперед.

Механик-водитель Василий Кривич в азарте давил на педали и рычаги.

– Врёшь, Михаил Ильич! Не возьмёшь!

Кошкин и Кайрат тоже разгорячились и развеселились.

– Не сдаётся?! – кричал Кошкин. – Давай и мы поднажмём!