Историческое расследование закончилось, взрослые словно отдохнули немножко, потом опять принялись за удивленные восклицания… Конечно же, при этом «досталось» Макару. Он смущенно принимал похвалы, не забывая переводить внимание компании на брата и сестру. Ну и на хонорика, конечно.

– Да при чем здесь я, – бормотал он, – это все Ладошка мне помог, это он разговорил старушек… И Нюк смягчил их строгость. Если б не хонорик, Фоминишны и не стали бы с нами разговаривать! А Соня? Сколько она мне высказала верных мыслей? Сколько раз поправляла в моих глупых мыслях? Да с ней по уму сам Шерлок Холмс не сравнится!

Взрослые смеялись, соглашались с Макаром, возбужденно взмахивали руками… Что и говорить, шумно и весело было в доме Веселовых! И занавески на открытых окнах взмывали от сквозняка, принося с улицы свежие запахи реки и тайги. Наверное, со стороны могло показаться, что в доме происходит какой-то праздник. Да вообще-то так ведь оно и было. Шумные возгласы только доказывали это, а если кто-нибудь из местных жителей проходил в это время мимо, то, наверное, вполне мог решить, что приехавшие ученые празднуют новоселье. И открытые окна позволяли всем радостным восклицаниям и словам вылетать наружу и разлетаться вокруг дома…

– Пап, а как же мы ее хранить будем? – вдруг вспомнил Макар. – Она прямо на столе, что ли, будет лежать?

– Во всяком случае, обратно в пирамидку мы ее замуровывать не станем, – засмеялся папа. – А вот в этом шкафчике и будем хранить. – Он показал на старинный буфет, украшенный резьбой. – Все-таки это не в пример лучше железного саркофага. И так бедная книга заждалась людей за сто лет, теперь пора ее читать!

– Ой! – тихо ойкнула девушка Оля, восхищенно глядя на книгу, и Макар вдруг понял, что впервые слышит ее голос. – Ой, я даже боюсь… Как же мы будем ее читать? Она такая невероятная! Мне никогда не приходилось видеть ничего подобного. Я знаю, что Иван Павлович Тетерев был признан великим ученым еще в то время, когда он жил в Петербурге! Представляю, какие открытия он описал в этой книге, к каким выводам пришел, живя в этом поселке…

– Да, – с готовностью и волнением подтвердил папа, – сама жизнь в Фомке, как писал Тетерев в нескольких сохранившихся письмах друзьям, была для него настоящим открытием. Здесь он понял главные секреты человеческого общения. Ведь в те времена в Фомку съезжались люди совершенно разных сословий, национальностей – и все они жили очень дружно, находили общий язык. Даже бытовых конфликтов не возникало! Иван Павлович изучал подробности этой жизни, фиксировал их в своих записках и делал выводы, которые, несомненно, имеют очень важное значение.

– Вы думаете, – осторожно спросил Коля, – эти выводы сохранили свою научную ценность и в наши дни? Ведь прошло столько лет… И характеры, и привычки людей изменились. Да и сами люди – теперь они совсем другие!

– А вот это, дорогой Коля, несколько странно слышать от молодого ученого, – с некоторой укоризной сказал папа. – Люди меняются медленно. Даже древние римляне и греки, надо отметить, не слишком отличались от нас характером и поведением. Во все времена человек руководствовался в своих действиях похожими страстями, чувствами, устремлениями… Что уж говорить о разнице в какие-то сто лет! Для истории это все равно что минута. На исторических часах, конечно. К тому же, – папа улыбнулся, обведя взглядом детей, – смотрите, сколько событий произошло за один сегодняшний день. И опомниться не успели, а столько новостей!

– А вот здесь вы сами себе противоречите, Петр Петрович, – забормотал себе в оправдание Коля. – Сами сказали, что почти ничего не меняется, а в доказательство привели день, богатый событиями…

– События – это одно, – поднял указательный палец папа, – а человеческая суть, человеческий характер – другое. Он не такой изменчивый, как события и обстоятельства. Иван Павлович как раз и наблюдал жизнь здешних обитателей именно через призму их взаимоотношений и характеров. Это более постоянные величины. Не изменяющиеся со временем.

Тут между взрослыми затеялся спор, в котором Макар почти ничего не понимал. Столько незнакомых научных слов было произнесено! И конфронтация, и менталитет, и веротерпимость, и этнический характер… Впору было опять голове закружиться. Даже Нюк зевнул от усталости, ушел к своему коврику и устроился на нем поудобнее. Наверное, решил, что ему ни к чему принимать участие в научном споре.

«Глупости все это, – словно говорил он своим видом. – Раз вы говорите о том, что надо жить дружно, то к чему же все эти ваши споры?»

И Ладошка, второй по старшинству после Нюка, повел себя схожим с ним образом. Правда, он не улегся на коврик, а всего лишь зевнул. А потом, подавив зевок, уставился на книгу и сказал:

– Там, наверное, про это все и написано, да? Вы бы взяли и просто прочитали.

И взрослым ничего не оставалось, как дружно рассмеяться.

– Устами младенца глаголет истина! – провозгласила Афина Палладиевна.

Ладошка, хоть и обиделся за «младенца», но обрадовался, что глупым разговорам пришел конец. Вот сейчас взрослые откроют книгу…

Чтение началось торжественно. После первой фразы, которой Иван Павлович Тетерев приветствовал своих будущих, то есть уже настоящих читателей, взрослые не удержались и так же, как Ладошка у маяка, поздоровались. Наверное, что-то магическое было в этой первой фразе! Поэтому никто даже не улыбнулся, хотя ответное «здравствуйте» прозвучало, конечно же, странно. А разве не странным было само чтение? Человек сто лет назад обращается к тебе, а ты воспринимаешь его слова настоящими, живыми, как будто только что произносимыми…

«Наверное, – подумал Макар, – все настоящие книги и существуют для того, чтобы никогда не стареть. Слова ведь не имеют возраста».

Вот и те слова, которые сейчас читал папа и которые слушал Макар, не воспринимались им как научные и непонятные. Все было понятно. Как будто речь шла о современных людях – о тех, кто сидел с ним рядом в старом доме таежного поселка на берегу Енисея.

Тетерев писал о том, что он заметил в живущих в этом поселке людях необычную особенность: они не просто здоровались при встрече друг с другом, то есть это были не простые приветствия, после которых люди продолжали свой путь. Во-первых, и это всегда наблюдалось именно в начале дня, они словно бросались навстречу друг другу и останавливались, как будто бы никуда не спешили. Их утренние встречи сопровождались обязательными разговорами. О чем же они говорили? Казалось бы, сообщали свои простые новости. Но это только казалось. Даже в таких непродолжительных беседах Тетерев отмечал особенную искренность этих людей. Соседи рассказывали, например, о своих снах, обо всех тревогах и печалях, которые им пришось пережить за последнее время. Не перебивали друг друга, давали каждому высказаться, и на их лицах Тетерев видел участие и готовность помочь.

«Да и разве это уже не помощь человеку, если его участливо слушает собеседник?» – спрашивал Тетерев своего будущего слушателя.

И Макару казалось, что он и есть тот самый помощник – внимательный слушатель.