— О, тебе понравится, не сомневайся. — Воевода громко захохотал, его объемистое чрево заколыхалось, словно подернутое волнами море.

— Слава воеводе Хаснульфу! — въезжая в город, громко воскликнул Хельги, и польщенный воевода, разгладив бороду, приосанился в седле.

Ярл обернулся:

— Я не зря позвал тебя, друг мой, свет твоей благородной славы падает на меня сияющим нимбом… Я давно хотел подарить тебе сочиненную мною вису, ее можно читать лишь на рассвете.

— Так уже рассветает! — радостно оживился Хаснульф, гордо оглядывая дружину. Вис ему раньше никто не дарил, и никакой скальд не прославлял его славные подвиги, кроме как вот теперь — молодой ладожский ярл, коего, что греха таить, еще не так давно воевода считал самонадеянным гордецом. И вот этот гордец на поверку оказался весьма почтительным и, право, куда больше других достойным носить титул князя северных славянских земель.

— Читай же свою вису, ярл! — привстав в стременах, громко, чтоб слышали все, закричал воевода. Это был миг торжества его славы.

Хельги прокашлялся и, ритмично раскачиваясь, торжественно начал:

Воины станом

Встали чеканным,

Хаснульфа-хевдинга

Славить за дело.

Хаснульф аж покраснел от удовольствия: как истинный викинг, он хорошо понимал, что только волшебное слово скальда делает человека бессмертным.

Бил, как прибой,

Булатный бой,

Викинги плыли,

Рюрик вел их,

И с ним — воевода могучий,

Что статью

Многих великанов

Величавее был.

Плыли драккары

Дорогами волн

И впереди

Не заметили камень,

Уснул и кормчий,

И только Хаснульф-путеволитель,

Славный герой,

От бед дружину избавил!

— От бед дружину избавил, — потрясенный до глубины души, шепотом повторил воевода. А ведь, и в самом деле, был такой случай, когда шли с Рюриком по бурным водам Нево, озера-моря, и едва не налетели на камни. Откуда ж стало известно об этом Хельги?

— Память людей не забудет хевдинга, и асы подскажут имя героя, — со всей возможной торжественностью ответил ярл, не так давно узнавший о давнем происшествии от Конхобара Ирландца, собиравшего все сплетни при дворе покойного князя.

— Иди же в корчму, славный Хаснульф, — улыбнулся ярл. — И жди, я скоро буду, лишь отведу достойным родителям их сына, что был у меня в дружине. — Он кивнул на стриженую Алушу.

— Красивый парень, — кивнул воевода. — Ну, однако, буду ждать. Поскорей расправляйся с делами, и примемся пировать. В корчме однорукого Кивра, что у Торга. Да всякий покажет.

— Найдем, — помахав рукою, засмеялся ярл.

Усадьба боярина Всетислава щетинилась частоколом. За высокими, вкопанными в землю бревнами возвышались островерхие срубы. Среди покрытых снегом деревьев виднелись также крыши хлевов и амбаров. Подъехав ближе, Хельги заколотил в ворота.

— Кого там несет в этакую-то рань? — недовольно высунулся из надвратной башенки заспанный страж.

— Передай своему господину — ладожский правитель Хельги, сын Сигурда, желает беседовать с ним, как вчера договаривались.

— Хельги, сын Сигурда? — хрипло переспросили из глубины двора. — Что ж, входите. Я не ждал так скоро…

Хорошо смазанные ворота бесшумно распахнулись, и небольшой отряд ладожского ярла медленно въехал во двор. Почти у самых ворот в окружении большого числа вооруженных копьями и мечами людей стоял высокий седобородый человек в синем плаще-корзне — боярин Всетислав. Хельги спешился и, бросив поводья дружиннику, приветствовал хозяина усадьбы:

— Да будут твои стада тучными, а нивы полными колосьев, а душа твоя пусть да пребудет в мире.

— Мир и тебе, ладожский князь. — Боярин усмехнулся в усы и указал жестом на крыльцо, ведущее в хоромы. — Входите же! Ты и твои люди.

Алуша вдруг сделала попытку броситься к деду, Ирландец едва успел удержать ее, шепнул:

— Еще не время! Слишком уж много глаз…

— Я слышал, с вами приехал и воевода Хаснульф? — показал свою осведомленность боярин.

— Да, — Хельги кивнул. — Он чуть подзадержится с делами.

— Не стойте же на пороге, проходите в дом.

В жарко натопленной горнице ярко горели дорогие восковые свечи. Тянулись вдоль стен резные лавки, в центре, вокруг стола, стояли деревянные кресла, крытые золоченой ромейской парчою.

— Мы хотели б говорить с глазу на глаз, — без обиняков сказал ярл.

Всетислав кивнул:

— Внизу, в горнице, накрыты столы для ваших спутников. Впрочем, их так мало…

— Смею думать — мы приехали к другу.

— А ты смелый, князь! — усмехнулся боярин. — Хотя… все когда-то бывают смелыми. Отведай моего меда.

— С удовольствием, но сначала о деле. Я хочу сделать тебе подарок, почтеннейший Всетислав. Подарить раба… Вот он.

С этими словами Хельги-ярл подвел к столу скромно стоявшую у самого порога Алушу и резким движением руки сбросил с нее плащ.

— Красивый отрок, — подслеповато прищурился боярин.

— Красивый, — охотно согласился ярл. — Только это не отрок.

— Как — не отрок?

— А дева… Всмотрись-ка внимательней, почтеннейший Всетислав.

Боярин подошел ближе… и вдруг, охнув, закрыл глаза рукой:

— Нет, не может быть…

Алуша кинулась на шею деду.

Чуть позже они уселись за стол втроем — оправившийся от первого потрясения Всетислав, Хельги и Конхобар Ирландец. Верный, но не склонный к интригам и излишним умствованиям Снорри отправился с дружиной в корчму к Хаснульфу.

— Нет, мы вовсе не обманули богов, — с усмешкой доказывал боярину Хельги. — Разве может смертный обмануть их? Значит, они сами сочли, что срок твоей внучки еще не пришел. Иначе б нам никак не удалось ее выручить. Непонятно только, почему волхвы решили с ней так поступить? Или они не знали о твоем влиянии в Новгороде и округе?

— Знали, — глухо усмехнулся боярин. — И незадолго до смерти Рюрика предлагали мне союз. Я отказал этим проходимцам!

— Понятно, — ярл кивнул. — Поэтому они и решили отомстить. Я вижу, ты тоже не очень-то веришь в богов, Всетислав?

— Я стар и много чего повидал.

— А волхвы просчитались. Теперь такой союз предлагаю тебе я — Хельги-ярл, родич старшей жены Рюрика и ладожский повелитель.

— Я должен подумать, — старый боярин пристально посмотрел на ярла. — Что получат от твоего правления новгородцы?

— О том и поговорим. Хочешь — прямо сейчас, а хочешь — позднее.