– А теперь, Пат, не лучше ли тебе сообщить то, что ты обещала мне рассказать?

– Но ведь еще нет десяти часов, не так ли? Кит, ради всех святых, в чем дело? Ты выглядишь... у тебя просто сумасшедший взгляд!

Кит вскочил на ноги:

– Если у меня сумасшедший взгляд, женщина, то лишь потому, что я в самом деле именно так и чувствую себя. Пат, послушай меня! Перестань напускать на себя таинственность! Пусти в ход свой здравый смысл! Зачем оттягивать? Неужели эта история, которую ты так тщательно умалчиваешь, станет менее опасной, как только пройдут эти несколько минут?

– Менее опасной?

– Да, менее опасной! Это пугает меня и посему должно пугать и тебя тоже. Если вся эта история означает то, в чем я не сомневаюсь, то, значит, она...

– Но ты же не знаешь! Ты не можешь знать!

– Я начал думать, что мне под силу обо всем догадаться. Густая паутина лжи сплетена кем-то – несколькими лицами, – и ты попала в самую середину ее. Не важно, почему и кто ее сплел; я не хочу, чтобы ты в ней барахталась. Так рисковать не стоит, очень похоже на то, что приходится иметь дело с этой новой штукой, которая называется динамит; это может привести даже к...

– Может привести даже к... к чему?

Пат тоже вскочила на ноги; у нее и самой было то же возбужденное выражение глаз, которое, по ее словам, было у Кита.

В этот момент раздался какой-то звук, что-то вроде взрыва, от которого она сначала вздрогнула и отпрянула, а затем, обогнув стол, оказалась в объятиях Кита. Кит, который был репортером на нескольких войнах, слышал слишком много револьверных выстрелов, чтобы сомневаться в происхождении этого звука. Он донесся снизу, со стороны оранжереи и был приглушен, словно стреляли в закрытом помещении.

Вместе с Патрисией Кит подобрался к окну, раздернул портьеры, поднял раму и высунул голову наружу. Сквозь овальную стеклянную крышу оранжереи, где, как и в прошлую ночь, горел свет, было видно, как кто-то, вытянувшись во весь рост, лежит на грунтовом полу в поперечном проходе, где стоят аквариумы с тропическими рыбками. Но поскольку стекло было таким пыльным, что через него было трудно хорошо рассмотреть, Кит мог различить только смутные очертания лежащего тела – и тут его внимание было привлечено к травянистому покрову с южной стороны оранжереи.

Сьюзен Клейверинг и Джордж Боуэн, испытавшие настоящий шок, были в состоянии произнести лишь несколько нечленораздельных звуков. Кит видел Сьюзен и Джорджа в лунном свете. Джордж, схватив один из садовых стульев, что стояли рядом со столиком, вскинул его над головой и с силой ударил по стеклу оранжереи – раздался громкий треск и звон осколков, а в окне образовалась огромная дыра. Стул снова взметнулся в воздух и прорубил сзади в боковом проходе что-то вроде перекошенного дверного проема.

Джордж бросил стул и обратился к своей спутнице.

– Это мистер Сигрейв! – заорал он. – Я говорил тебе, кто-то стрелял в него! Тебе не стоит смотреть, отойди! Отойди, я сказал!

Но побледневшая Сьюзен не отступила, а только поднесла руку ко рту. Джордж, выкрикивая имя хозяина дома так, словно он взывал к какому-то божеству, пригнувшись, нырнул сквозь выломанный проем в оранжерею.

И Патрисия, стоявшая рядом с Китом, не веря своим глазам, вскрикнула:

– Кит, это же не Нигел? Это не может быть Нигел!

– Боюсь, что это он. Останься здесь, а я пойду и посмотрю.

Подумав о Пат, он вспомнил, что стоит закрыть окна и задернуть портьеры. Затем, словно подгоняемый злобным вихрем, воцарившимся в этом доме, он выскочил на галерею и сбежал вниз.

У арки, что вела в коридор и оранжерею, неподвижно стоял величественный Тиммонс, дворецкий. Кит пошел не этим путем; он рванулся в бильярдную и дальше в открытое окно. Доктор Весткотт, который только что проследовал тем же путем, вошел в оранжерею через импровизированную дверь.

Нигел Сигрейв лежал на спине в проходе, головой к южной стене, и на левой половине груди на рубашке расплывалось большое кровавое пятно. Доктор Весткотт опустился на колени рядом с ним. Джордж Боуэн, который потерял всю свою решимость, как маленький беспомощный мальчик стоял у аквариума с яркими рыбками, и из его бормотания можно было разобрать лишь два слова:

– Значит, его...

Доктор Весткотт покачал головой.

– Нет, – сказал бородатый врач. – Еще нет. Пройди пуля на дюйм выше, с ним было бы кончено. Конечно, пока я ничего не могу обещать, но, если мне помогут, возможно, смогу его спасти.

Кит решительно отстранил перепуганную Сьюзен и вошел в оранжерею.

– Вам помочь, доктор?

Доктор Весткотт отреагировал, повысив голос, что делал очень редко.

– Тиммонс! – неожиданно громко гаркнул он. – Эй, там! Тиммонс!

Изразцы пола скрипнули под тяжелыми медленными шагами. Стеклянная дверь оранжереи открылась, чтобы впустить осанистого Тиммонса и закрылась за ним.

– Да, сэр?

– Где вы-то были, человече? – вопросил доктор.

– У входа в коридор, снаружи, сэр.

– Ах да. Я сам был в библиотеке, и мне показалось, что я видел вас. Как давно вы здесь находитесь?

– Как только вошел хозяин.

– Кто еще заходил в оранжерею после мистера Сигрейва?

– Никто, сэр.

– Вы уверены?

– Полностью, сэр. Я ждал миссис Сигрейв, но она не появилась.

– Вы оставались тут и во время всей этой суматохи?

– Как полагается, сэр, – решительно ответил дворецкий, словно ставя точку. – Чтобы в случае необходимости меня могли позвать. Все так и было. Ваши указания, доктор?

– Да, мои инструкции... Возьмите джентльмена за голову и плечи, Тиммонс, но только очень осторожно. Если мистер Фарелл сможет взять его за ноги...

– В этом нет необходимости, сэр; мы позовем швейцара. Мы с ним...

– Отправьте швейцара за полицией и ничем больше не занимайте его. К счастью, по привычке, – сообщил доктор Весткотт, – я всегда имею при себе набор инструментов. Пока пациента доставят наверх в его спальню, я успею взять из кабриолета мой черный саквояж. За дело, Тиммонс! Ну же, мистер Фарелл!

Джордж Боуэн снова встрепенулся.

– Могу ли я?.. – взмолился он. – Нигел Сигрейв – самый лучший человек на земле. Разрешите мне помочь... разрешите хоть что-нибудь... я хочу доказать, что я не пустомеля и не кролик! Могу ли я понести его вместе с Тиммонсом, мистер Фарелл?

Кит, испытавший огромное облегчение от известия, что Нигел выживет, был согласен на что угодно и, не раздумывая, кивнул. Когда Тиммонс нагнулся, чтобы приподнять тело жертвы за плечи, а молодой Боуэн, стоявший спиной к выходу, тоже нагнулся и прихватил ноги за лодыжки, доктор Весткотт остался стоять, с неумолимым критицизмом наблюдая за ними.