Главным специалистом по шмонам и обыскам в батальоне слыл Сачков, служивший до войны, как и Балтус, в системе ГУЛАГа. Он с группой своих бойцов направлялся на левый фланг строя.

Построение рот производилось слева направо в порядке «три-четыре-три». И не строго по порядковым номерам, а по мере их прибытия на площадь. Таким образом, и для командования батальона, и для самих штрафников становилось очевидным, чья рота организованней и дисциплинированней.

Вторая рота прибыла к месту построения третьей и стояла, образуя прямой угол, в стыке с шестой. Левофланговой же была рота Наташкина. С нее и начала досмотр команда Сачкова.

Сачков с одним из своих бойцов продвигался вдоль строя, выцеливал наметанным глазом уголовников и, вызвав, перепоручал тех напарнику либо производил досмотр сам. Шестеро других бойцов занимались содержимым вещмешков и сидоров. Одновременно шел обыск в блиндажах и землянках. Комбат дал жесткую установку: все стволы и ножи должны быть изъяты.

У Сачкова дело подвигалось споро, а главное — результативно.

Троим штрафникам приказал снять обувь, и пока те разувались, с четветрого снял брезентовый солдатский ремень. В ремне, как в ножнах, прятался тонкий четырехгранный стилет. Из ботинка извлек немецкий вальтер. В каждой из двух пар сапог в подошвах с внутренней стороны оказалось по финке, вмонтированных туда искусно сапожных дел мастерами.

Не без улова были и его подчиненные. Деревянный ящик из-под патронов, выставленный в центре каре, не вместил добычи. Вскоре потребовалась дополнительная емкость. Расстелили сбоку плащ-палатку.

Ворье, наблюдая за действиями команды Сачкова, откровенно злобствовали и матерились. Но кое-кто и тихо радовался:

— Гля, Седой, сколько всего поотметали, собаки. Я уж труханул — думал, хана. Счас за рога ухватят и по кочкам поволокут в особняк Новый срок намотают. А тут — гля, сколь! Всех не перехватают, — с фальшивой приподнятостью, за которой стоит счастливое избавление от грозившей опасности, высказывается вслух высокий угреватый штрафник с набрякшим гнойничком на щетинистом подбородке.

Тот, к кому обращены были слова, сосед слева, у которого несколькими минутами раньше охранники извлекли из вещмешка пистолет ТТ, передергивает закушенной губой:

— Чего скалишься, трухач? Притырить не сумел и радуешься. Где новый найдешь, сученыш гнилой?

Соболь трижды поблагодарил себя за предусмотрительность: оружия, кроме ножа, он при себе не хранил. Пистолет прятал в развалинах мельницы. Было у него там потайное, замаскированное местечко. Даже от Каширы его таил. А после лихого ночного дела оставил в тайничке даже нож

Сачков, выдернув Соболя из строя, долго не хотел верить в свою промашку с ним: ни ножа, ни пистолета. Чутье подсказывало: закоренелый урка, должно быть оружие. Обшарил и прощупал всего с ног до головы, развернул и промял все складки на шинели — ничего.

— Чистый я, начальник! — подставляясь под руки Сачкова, упивался сытой наглостью Соболь. — Можешь даже в трусы залезть, долбильник пощупать.

Сачков, закаменев лицом, подозвал конвойного солдата.

— Этого — под арест!

— За что, начальник?! — картинно взвыл Соболь. — Какое право имеешь? Все видят — чистый я!

— Заткнись, гнида. Никто тебя не арестовывает. Для разговора ты мне нужен, — отрезал Сачков и приказал конвоиру: — Отведи его в штаб, пусть там меня дожидается.

— Произвол, начальник! Все видят… — продолжал подвывать Соболь, но конвоир угрожающе ткнул его винтовкой в грудь.

— Пошел!

Дождавшись, когда последний его солдат будет досмотрен и команда Сачкова перейдет на соседнюю территорию, Колычев отправился назад, в расположение роты. Обыск блиндажей и землянок там тоже был закончен. Как он и ожидал, безрезультатно. Понадеяться на возвращение никто не рискнул. Можно было идти с докладом к комбату.

По дороге в штаб догнал командира третьей роты старшего лейтенанта Андриса Упита, соотечественника Балтуса и своего одногодка. Обменявшись приветствием, поинтересовался:

— Как у тебя дела?

— Нормально.

— Сколько тебя знаю, у тебя всегда все нормально. Другого ответа ни разу не слышал.

— Нормально — это значит лучше, чем у всех, у кого хуже, чем у нас, — глубокомысленно заметил Упит.

— Мудрено. У меня как раз похуже, чем у тебя. Кажется, попал под пресс комбату. Один из ночных татей — мой.

— Я в курсе. Не бери в голову. Утрясется.

— Утрясется? Мне бы твою уверенность, Андрис. Честное слово — завидую. Я вот плакаться начинаю, с души выворачиваюсь. А от тебя, будь ты на моем месте, ничего б, наверно, кроме «нормально», не услышал.

— Без веры в себя здесь нечего делать. Подкрутим гайки — нормализуется. Другого быть не может.

Балтус рапорт Упита выслушал и отпустил, а Колычева придержал. Пригласив присесть за стол, напротив, простучал на крышке характерную дробь пальцами.

— Итак, товарищ старшина, уточните, сколько единиц оружия в вашей роте изъято? Я ножи и штыки в расчет не принимаю. Только огнестрельное.

— Одиннадцать стволов, товарищ майор.

— Одиннадцать, говорите. А у кого оно было — можете сказать?

— У ворья, конечно, товарищ майор. Штрафники из окопников или из гражданских приказ в основном не нарушают.

— Вы сказали — «у ворья, конечно», — переход на подчеркиваемое нажимное «вы» служил плохим предзнаменованием. — Значит, знали, что оно есть и у кого. А мер не приняли. Правильно я вас понимаю, товарищ командир роты?

Вопрос ответа не требовал. Незаконное владение штрафниками добытым в бою оружием большим секретом ни для кого не было. Не являлось оно, безусловно, новостью и для комбата. Но труп в роте у Колычева, ему и отвечать.

Не дождавшись ответа, Балтус выразительно кивнул.

— Я вам и другое скажу, Колычев, — для чего у бандитов пистолеты. Во время обыска в пустующих землянках обнаружены награбленные у местного населения вещи, продукты питания и самогон. Не фашистские прихвостни — полицаи, как мы ошибочно предполагали, грабежами в окрестных селах занимались, а шайка бандитов из наших штрафников. Ваших, товарищ командир роты, — подчеркнул Балтус. — Как такое могло случиться? Не могут командиры взводов не знать, кто у них по ночам в землянках отсутствует. Либо запуганы, либо в сговоре с бандитами находятся. С сегодняшнего дня выставлять на ночь у каждой землянки часовых.

— Со вчерашней ночи выставлены, товарищ майор.

— …Докладывать обо всех, кто даже в сортир выходил. Кроме того, найдено три комплекта офицерского обмундирования. Одно из них с пулевыми отверстиями и следами крови. Бандиты не ограничивались грабежом населения. Они нападали и на военнослужащих. Я уверен, мы их найдем, от заслуженного наказания им не уйти. За землянками установлено наблюдение. Сачков свое дело знает. Но вина наша от этого не убывает. Проявлена преступная должностная халатность. Моя в том числе.