От паники в горле забулькало еще сильнее. Надо что-то…

Меня схватили за руку.

Я дернулась и отпрянула.

— Женевьева, только не волнуйтесь.

Слова прозвучали твердо, властно, и я подняла глаза на Джозефа, который в ответ улыбнулся мне ободряющей, уверенной улыбкой, — его лицо было слегка искажено прозрачным респиратором. Я сдвинула брови — респиратор что-то означал, что-то хорошее. Паника начала отступать, а в сознании всплыло, как нужно поступить. Я перевела дух.

— Вот и хорошо, Женевьева. Теперь я хочу, чтобы вы встали на колени на пол. — Он легонько потянул меня, и я опустилась на колени. — Молодец. — Он присел на корточки и с суровым видом поставил между нами зеленое пластмассовое ведро. — Сейчас я сделаю вам небольшое кровопускание, больно не будет, расслабьтесь. — В руках у него появилась игла, прикрепленная к прозрачной трубочке, которая соединялась с пустым пластиковым мешком для крови.

— Н-надо быстрее… — еле проговорила я, — н-ножом…

Теперь доктор смотрел на меня уже без прежней уверенности. Игла куда-то пропала, он протягивал мне скальпель. Лезвие блеснуло в зеркалах у него за спиной.

Я кивнула, еле дыша, — так колотилось о ребра сердце, так дрожало мелкой дрожью все тело.

— Давайте.

Я сунула руку в ведро.

Он прикоснулся кончиком скальпеля к набухшей алой вене у меня на запястье. С моего подбородка сорвалась ему на перчатку капля розового пота. Я услышала, как доктор ахнул, и посмотрела на него — в карих совиных глазах был испуг.

— Давно этого не делал.

Доктор нервно сглотнул, на шее дернулся кадык.

Схватив его за руку со скальпелем, я почувствовала, как лезвие вошло в тело — и глубоко рассекла кожу от локтя до запястья. Острая боль сменилась наслаждением, пронзившим меня с ног до головы, словно электричество. Рана налилась кровью — густой, вязкой, словно смола, воздух наполнился ароматом меда, лакрицы и меди. В ушах шелестел шепот, соблазнявший меня, призывавший еще раз рассечь плоть, еще раз испытать этот экстаз, увидеть, как еще больше крови, яркой, блестящей, стекает по коже…

— Господи боже мой!

Джозеф вырвал у меня руку, отбросил скальпель. Тот со звоном отскочил от зеркала и бесшумно упал на ковер.

Глубоко вздохнув, я откинулась назад и закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на теплую кровь, струившуюся по телу. Было слышно, как она с тихим плеском падает в ведро, как взволнованно, учащенно дышит доктор. Я ждала, когда сердце у меня замедлится и станет нормально биться. Случается, что зависимые от вампирского яда умирают от кровопотери — рассудок у них мутится от отчаянного желания пролить собственную кровь. Немного погодя я спросила:

— Какой сегодня день?

— Пятница, — тихо ответил доктор.

Проклятье. Последнее, что я помню, — утро вторника. Трех дней как не бывало. Я открыла глаза. Кровь была густая, как жидкий мед, и по-прежнему текла в ведро, но уже медленнее. Я надавила на руку под локтем, раздвинула края раны — легкий укол боли растворился в предвкушении наслаждения, и я волей-неволей скривилась.

Джозеф сдвинул брови:

— Зачем вы это делаете?

— Кровь у меня густая — это из-за яда, — и если я не буду так делать, ее вытечет слишком мало, и у меня опять будет прилив.

— А, ясно. — Он заглянул в ведро и снова посмотрел на меня. — Предвестия прилива были у вас еще вчера: давление подскочило, а такого уровня гемоглобина я в жизни ни у кого не видел. Я раздумывал, делать ли вам кровопускание, пока вы без сознания, или все же повременить, но раны и ожоги не заживали, поэтому я не знал, не будет ли от кровопускания больше вреда, чем пользы. — Он сдвинул брови еще сильнее. — Никогда не лечил фей-сид.

Я оглядела свою кожу — всю в пятнах.

— Не так уж плохо — всего за пару дней.

— Не за пару дней. Малик дал вам свою кровь, как только смог. Он носитель подлинного Дара, поэтому залечил ваши ожоги до такого состояния примерно за час. Но с тех пор — никаких перемен.

Настала моя очередь сдвинуть брови. Очень странно. Может быть, дело в том, что моя магия почему-то не запускалась, так как мне не было больно? Я вспомнила, как плавала в теплой золотой дымке, каталась на солнечных лучах, пока бессознательное не реконструировало Графа мне на радость и не поместило его в эпицентр галлюцинации.

— Вы, наверное, накачали меня морфином? — медленно спросила я.

— Конечно, ведь у вас были сильнейшие боли, мне не хотелось видеть, как вы страдаете. Метаболизм у вас в несколько раз быстрее, чем у человека. Мне пришлось несколько увеличить дозу, чтобы добиться желаемого действия.

Так вот почему у меня ничего не заживало — слишком много морфина!

— За такое короткое время у вас не могла возникнуть зависимость, это меня не тревожило, — добавил доктор. — Когда морфин используют как болеутоляющее, он, судя по всему, не затрагивает центры, ответственные за наркотическое привыкание.

Я заморгала:

— Джозеф, у меня «Дубль-В». Он аннулирует зависимость от любых других химикалий, а еще убивает возбудителей всех инфекций. Если бы не очевидные побочные эффекты, носители «Дубль-В» были бы поголовно здоровы, как быки. Вас что, не учили в институте?

— Простите, конечно, я об этом знаю. — Он поправил очки забинтованным запястьем. — Дело в том, что я всегда произношу эту фразу, когда успокаиваю больных, так положено, так что это я машинально. Все нервничают, потому что морфин — это опиат. — Он устало повел плечами. — Но «Дубль-В» подавляет инфекции только у хозяина; они остаются в крови и при переливании и другом контакте могут перейти к тому, у кого нет «Дубль-В». — Он постучал по респиратору. — Потому я так и вырядился.

— У вас нет «Дубль-В»? — удивленно вытаращилась я. — Но вы же сказали, что Малик — ваш Господин!

— На самом деле не сказал, — печально улыбнулся доктор. — Мне показалось, вы не готовы выслушивать долгие объяснения. Я много работаю в СОС-тауне — состою в мониторинговой группе Министерства здравоохранения — и видел, как действует «Дубль-В», поэтому боюсь заразиться. — Он кивнул на мою руку, откуда до сих пор капала в ведро кровь. — Мы с Маликом друзья, он во всем идет мне навстречу.

Друзья?! У раненых вампиров друзей не бывает, зато бывают безусловные рефлексы и инстинкт самосохранения. То есть они насылают морок на ближайший источник пищи, вонзают в него клыки, и передозировка яда заставляет организм жертвы в бешеном темпе вырабатывать красные кровяные тельца и одновременно гарантирует, что она никуда не сбежит: обычно яд вызывает такой скачок давления, что у нее случается инсульт, и она лежит без сознания и парализованная. Вампиру хорошо — его так называемым друзьям, прямо скажем, плохо.

Я посмотрела на повязки на руках Джозефа, потом критически смерила его взглядом.