Когда Филипп заметил, что она любуется сапфировым ожерельем в витрине ювелирного магазина, и увидел, как горят ее глаза, он предложил зайти и купить его.

Девушка покачала головой;

— Оно слишком дорогое.

— Но тебе нравится?

Ханна пожала плечами, но лгунья из нее была никакая.

— Так тебе оно нравится? — настаивал венценосный супруг.

Закусив губу, Ханна кивнула.

— Тогда пойдем и купим.

Он взял ее под руку, но девушка пыталась настоять на своем:

— Мне это не нужно, Филипп.

— Считай, что это свадебный подарок.

— Но…

— Пойдем хотя бы глянем на него.

После нескольких минут уговоров они все-таки вошли в магазин, и, когда продавец достал ожерелье с витрины и вручил его Ханне, Филипп знал, что она попалась. Немного повозражав, девушка позволила купить себе ожерелье, и Филипп сам удивился, когда понял, насколько ему приятно видеть ее радость.

Вместо того чтобы дать охране уложить украшение вместе с остальными покупками, Ханна сказала, что хочет надеть его сразу же, и на протяжении всей прогулки постоянно прикасалась к его подарку, думая о чем-то и улыбаясь. И поблагодарила его не меньше десяти раз.

— Ты ведешь себя так, будто бы никто раньше не покупал тебе подарков, — сказал Филипп. — Я думал, твой отец был весьма богатым человеком.

— Это так. Но он считал себя обязанным научить меня ценить деньги. Я, конечно же, как и все, получала подарки на праздники, но ничего слишком дорогого. Если я чего-то хотела, то должна была заработать на это сама.

— Например?

— Например, на мою первую машину. Папа сказал, что иметь машину — это привилегия, которую надо еще заслужить. Я работала в его офисе около года, прежде чем получила права: по выходным, пока училась в школе, и с понедельника по пятницу летом. Когда я в конце концов купила машину, весь этот мой труд заставил меня ценить ее еще больше. Я так хорошо о ней заботилась, что она прослужила мне вплоть до окончания колледжа.

— Хотя ты могла купить себе новую?

Она удивленно вздернула бровь.

— Но и с моей старой все было в порядке.

Ханна не переставала его удивлять. Стоило ему подумать, что он ее уже полностью просчитал, как девушка сразу же делала или говорила что-то такое, что полностью меняло его мнение о ней.

— А тебя не раздражает, что за тобой постоянно следят? — спросила она, указывая взглядом на телохранителей, которые не отступали от них ни на шаг.

Филипп лишь пожал плечами.

— Так было всегда.

— Но разве тебе это не надоедает?

— Иногда надоедает, но я же должен выполнить долг перед своей страной и остаться в живых, — шутил он, и Ханна смеялась.

Девушка была им искренне заинтересована, а притворство Филипп всегда умел распознавать. Ему нравилось, что он может так легко доставить ей радость… В прошлом он встречался с женщинами, чье самолюбие постоянно требовало повышенного внимания и постоянных подношений, а вот Ханна, как ему начинало казаться, была самой скромной и непритязательной женщиной из всех.

И что Филиппу правилось больше всего, так это то, что у нее на все была своя точка зрения. Он-то давно привык, что все делают в точности так, как он попросит, особенно женщины. Ханна же не боялась спрашивать, зачем и почему. И часто ей даже не нужно было ничего говорить, достаточно было одного ее взгляда. Пожалуй, можно было бы подозревать Ханну в скрытном желании манипулировать им, но Филипп честно считал ее на это неспособной — слишком уж она была мила и искренна, умудряясь при этом каким-то образом иметь смелость и силу характера, сопутствующую обычно мужчине, а не особе женского пола.

Ханна ему нравилась. Может быть, даже сильнее, чем это было нужно для них обоих.

Во вторник утром они гостили у давних друзей Филиппа, которых он знал еще с детства, но все равно он целый день только и думал о том, когда же окажется с Ханной наедине.

Он еще никогда не был в постели с женщиной настолько искренней, всегда готовой попробовать что-то новое, такой отзывчивой к его прикосновениям… и такой способной ученицей.

Филипп ждал, когда же проснется его фамильная неугомонность. По крайней мере, это послужило бы сигналом к тому, что пора заканчивать их путешествие и возвращаться обратно. Но на второй неделе отпуска он вдруг начал осознавать, что ничуть не скучает — наоборот, проводить время с Ханной пришлось ему по вкусу. Она сама ему нравилась… Остроумная, сообразительная, временами забавная. С ней было о чем поговорить. К тому же он не раз ловил себя на том, что рассказывает ей о чем-то сугубо личном — то, чего не делал ни с кем и никогда. Больше того, ему казалось, что он может ей доверять, хотя это и шло вразрез со всем, чему он научился в жизни.

Когда же настал последний день медового месяца, Филипп даже пожалел о том, что все уже закончилось. Хотя это ничего не значит, уверял он себя. Она просто занимала его больше, чем остальные. Они вернутся во дворец, назад к нормальной жизни. И он пойдет своим путем, а она — своим, и время от времени их дороги будут пересекаться. Настолько часто по крайней мере, насколько это будет нужно, чтобы она не потеряла душевный покой. Он будет рядом и успокоит ее.

Да, вначале такому повороту дел Ханна вряд ли обрадуется, но потом сумеет приспособиться к здешнему образу жизни. Может быть, она и не будет счастливой, но привыкнуть — привыкнет. Ханна отыщет себе дело или цель, которые займут ее время. А потом все ее внимание будет поглощено появившимися детьми…

Филипп был уверен, что мать из нее получится замечательная. Их дети будут знать, что такое родительская любовь. И даже если он на нее не способен, то Ханна будет любить за них обоих…

Хотя он не мог отделаться от мысли, что его жена заслуживала гораздо большего.

Они вернулись в субботу вечером. Комнаты Ханны уже были отремонтированы, но она чувствовала себя настолько уставшей, что не имела никакого желания их осматривать.

Стоя посередине гостиной, она наблюдала, как горничные распаковывают ее чемоданы, доставая одежду и сувениры, но вся эта праздничная суета ничуть не поднимала ей настроения. Ханна надеялась, что, после того как они с Филиппом настолько сблизились за время медового месяца, он изменит свое решение и переедет жить к ней. Когда же этого не случилось, когда вчера ночью он пошел спать к себе — один, — она ощутила глубокое разочарование. Значит, все будет так же, как и раньше. Но чего же она ждала? Что за две недели вот так все изменится? Что он станет другим человеком?

Хорошо, может быть, она этого и ждала или, по крайней мере, хотя бы надеялась. Но на это уйдет много времени. Две недели не перекроют годы одиночества и отчужденности, которые пришлось пережить ее мужу, хотя он так тщательно это скрывал. Поведение его родителей было недопустимым. А внутренний голос в это время нашептывал: а что, если каков отец, таков и сын? А вдруг он будет обращаться так же со своими детьми? Но Ханна никогда этого не допустит. Их с Филиппом дети будут знать, что такое любовь.