К счастью, Вяземская уже спала, в холле первого этажа горел свет, а над лестницей, ведущей на второй этаж, были включены все бра в виде старых уличных фонарей. Таким образом, видимо, Аннушка отвлекала себя от мыслей о пустом чужом доме — с помощью включенного света. Я поднялась в свою спальню, сбросила все вещи на пол и вошла в ванную, встала там под душ, включив воду на всю катушку. Упругие струи хлестали по телу, и дрожь понемногу отпустила, зато неожиданно для себя я разрыдалась. Мне давно уже не было так страшно, и ощущение собственной беспомощности перед невидимым противником настолько неприятно поразило, что я не выдержала. Сидела в поддоне душевой кабины, не обращая внимания на хлещущие по лицу водяные струи, и рыдала в голос. Никакая я не сильная, не бесстрашная — я обычная женщина, которая не способна в одиночку справиться с навалившимися проблемами. Почему я вынуждена делать это? Зачем подставляю свою голову за чужое наследство? Кто мне эта Потемкина? Почему я так яростно оберегаю ее спокойствие и жизнь? Что мне-то с этого? Деньги? Слава? Нет — похоже, что все закончится дырой в голове, и голова эта будет принадлежать мне. Какая прелесть… Мне стало нестерпимо жаль себя — абсолютно беззащитную, не имеющую даже мужского плеча, на которое можно опереться. Как выживать в мире без поддержки? У меня, по сути, никого нет — ни родителей, ни приличного мужчины. Светик не в счет — какая на него надежда? Ему бы самому кто плечо подставил, и это плечо чаще всего оказывается моим, а мне в ответ ничего не достается. Я вынуждена только вытирать сопли, успокаивать, решать какие-то его вопросы — этакая обслуга звезды, няня, мама, телохранитель и «решала» в одном флаконе. Но мне-то тоже необходимы иной раз опора и защита, вот как сегодня… И никто… И вот тут я вспомнила о Мельникове. Да, я не особо ему доверяю, но абстрактно пожаловаться, не вдаваясь в подробности, могу — он хотя бы поговорит со мной и отвлечет от страхов.

Я выбралась из душевой кабины, завернулась в махровый халат и, юркнув под одеяло, набрала номер Кирилла. Он ответил не сразу и таким сонным голосом, что я, мгновенно вспомнив, который час, устыдилась собственного поступка:

— Прости, я разбудила тебя…

— Ничего… — пробормотал он, и мне показалось, что я вижу, как он трет пальцами переносицу и жмурит глаза, пытаясь прогнать сон. — Что-то случилось? Ты звонишь среди ночи, да еще и извиняешься.

— Кира, мне очень страшно.

— Хочешь, я сейчас приеду? — мгновенно отозвался он, и я чуть было не ляпнула «да, хочу», но вовремя прикусила язык, вспомнив, что не говорила ему о своем новом месте жительства и не планирую делать этого теперь.

— Ну, что ты… не нужно, ты просто поговори со мной, ладно?

— Конечно, поговорю. Хочешь, я тебе сказку расскажу?

«Вот так всегда — детей успокаивают конфетками, а взрослых — сказочками», — подумала я, но согласилась:

— Хочу.

Кирилл понес какую-то ерунду в стиле «жила-была одна принцесса», но даже это оказалось хорошо — звук его голоса успокаивал, убаюкивал, мне даже начало казаться, что мы говорим не по телефону, а Мельников лежит рядом со мной, я чувствую его руки, тепло его тела, дыхание возле своего уха. Я сама не заметила, как уснула…

Есть женщины, созданные для любви, и есть женщины, созданные для интриг…

Уильям Теккерей

Утро принесло яркое солнце и пребывающую в крайне дурном настроении Аннушку. Она бесцеремонно ввалилась в спальню и забралась в постель, стянув с меня добрую половину одеяла.

— Чего тебе? — поморщилась я, пытаясь выпихнуть захватчицу из кровати.

— Ты во сколько вернулась? И почему у тебя телефон на подушке?

Я нашарила трубку и бросила ее на тумбочку:

— Разговаривала.

— Я тебя умоляю — давай чем-нибудь займемся, пока я с ума не сошла в этом мавзолее, — попросила подруга, потягиваясь.

— Что ты заладила — «мавзолей, мавзолей»? Не нравится — выметайся, — не слишком любезно посоветовала я.

— Ну, ладно — у меня настроение фиговое. Но ты-то! Чего вызверилась с утра пораньше? — удивленно протянула она, хлопая ресницами.

— Не выспалась я, неужели не понятно? Суббота, девять утра, спи — не хочу, а тут ты!

— Я, между прочим, в салон нас записала — массаж, парафинотерапия рук, спа… — обиженно сообщила Аннушка, выбираясь из постели. — Так что неплохо бы тебе зад оторвать и в душ пойти. На одиннадцать часов запись.

Она ушла, а я, потянувшись, сбросила с себя одеяло. Не то чтобы мне хотелось идти в салон… Но, с другой стороны, это возможность пройтись по поселку и хорошо осмотреться. И потом — разговоры в салоне… на них я возлагала определенные надежды.

Повар приготовил совершенно фантастический завтрак, и я подумала, что, пожив здесь подольше, успею набрать несколько лишних килограммов, которые потом нужно будет сгонять с определенным количеством усилий. Аннушку же это, похоже, не беспокоило — она с удовольствием уплетала и гренки с джемом, и омлет с овощами, и ломтики поджаренного бекона.

— Куда в тебя все это помещается? — спросила я, ковыряя вилкой омлет, не в силах проглотить ни кусочка.

— Сама не знаю, — беззаботно отозвалась подруга, настроение которой ощутимо улучшилось. — Но вкусно же!

— Не могу не согласиться. Но если завтракать так каждый день, придется сменить гардероб.

— Ой, не говори ты ерунды! Ты в отличной форме, можешь позволить себе пару лишних килограммов.

* * *

Мы вышли на улицу. Апрель в этом году радовал теплом и ярким, почти летним солнцем. Я надела черные очки и зажмурилась — господи, как же хорошо… Здесь, в полностью закрытом и охраняемом поселке, можно расслабиться и чувствовать себя в безопасности. Ночное происшествие почти выветрилось из головы, однако внутри все еще неприятно холодило воспоминание о пустой ночной трассе и пробитом колесе. Я вдруг сообразила, что колесо могло быть прострелено, и неплохо бы это уточнить — главное, чтобы исполнительный и педантичный Володя не отвез его в шиномонтаж. Нужно было срочно позвонить и распорядиться не делать этого. Но рядом вышагивала Аннушка, и разговаривать об этом при ней невозможно. Пришлось пойти на хитрость:

— О, черт, я забыла карточку! — воскликнула я, придав огорченное выражение лицу.

— Не беда, рассчитаемся моей, — отмахнулась Аннушка, но я уже повернула к дому:

— Нет, дорогая, я так не привыкла. Ты иди потихонечку, я быстро, — и опрометью кинулась во двор.

Зайдя в дом, я набрала номер водителя и попросила ничего не делать с колесом, пообещав, что разберусь с этим сама в понедельник. Володя удивился, но возражать не стал — видимо, перспектива мотаться по шиномонтажам в выходные его тоже не слишком радовала.