– По-моему, ничего лучше роллс-ройса пока не придумано.

Король удовлетворенно кивнул: в гараже виндзорского дворца стояли шесть роллс-ройсов модели «Серебряный лебедь».

О’Брайен снова взялся за рюмку, посмотрел на бутылку, которую наготове держал официант. Король молчал, раздумывая, позволить инженеру еще выпить или нет. К счастью, в этот момент за окнами раздался звук мотора, во дворе остановился автомобиль. Король подошел к окну, которое одновременно служило выходом в сад. Он увидел, как из подъехавшей машины медленно выбирался министр финансов. «Наконец-то», – Георг ждал его доклада уже сутки. И через минуту дворецкий доложил:

– Его превосходительство сэр Дэвид Ллойд Джордж!

О’Брайен понял, что ужин окончен, и попросил разрешения уйти. Пожимая ему руку, король спросил:

– Надеюсь, завтра мы можем совершить еще одну тренировочную поездку?

– Если позволит погода, Ваше величество.

Ллойд Джордж положил перед королем всего один машинописный листок с текстом на веленевом бланке своего министерства с грифом: «Совершенно секретно. Только для чтения Его Величества Георга и министра финансов сэра Дэвида Ллойд Джорджа». Пробежав глазами короткое донесение, король задумался. Потом спросил.

– Можете сообщить подробности?

– Они печальны, милорд. Но больше для вашего кузена императора Николая.

– Что же?

– На обратном пути оба русских корабля были встречены отрядом германских субмарин. После короткого боя корабли были потоплены.

– Немцы взяли пленных?

– Нет, милорд. Никто из русских не спасся. Все погибли.

– Однако, господин министр! – удивился Георг. – Откуда немцы могли узнать, что именно в этом месте они встретят русские корабли. Понимаю, если бы на их пути оказалась одиночная немецкая подлодка или две. Тогда понятно, досадная случайность. Но целый отряд? Лорды адмиралтейства гарантировали абсолютную секретность операции. Абсолютную!

– Она и была обеспечена абсолютно, – сохраняя печальное выражение лица, ответил Ллойд Джордж.

– Вы уверены?… – король замолчал, пристально глядя в глаза министру финансов.

Ллойд Джордж выдержал взгляд монарха и ничего не сказал. Король отвел глаза в сторону.

– Что ж, полагаю, сэр Дэвид, нужно послать для кузена Ники две телеграммы соболезнования. Одну от меня и другую – от правительства.

– Они уже готовы, милорд. Осталось подписать, – и он положил перед королем тексты телеграмм.

Правительственную Георг завизировал сразу. Свою прочел внимательнее. «Дорогой Ники! Только что узнал об огромном несчастье – гибели твоих двух замечательных кораблей и мужественных моряков. Это большое горе не только для нас, монархов, которых связывают тесные родственные и государственные отношения, но и для наших стран-союзниц, для которых гибель столь славных, мощных современных кораблей – огромная военная потеря. Прими мои глубокие соболезнования». Подумав, король дописал: «Искренние слезы душат меня, несмотря на то, что задуманное прошло успешно и подвиг твоих героических экипажей внес огромный вклад в будущую победу над общим врагом. Уверен, надо поставить вопрос перед моим правительством об открытии памятника твоим героям в Лондоне или Ливерпуле».

– Вот так, – сказал король и придвинул лист к Ллойд Джорджу.

Тот прочел и покачал головой.

– Полагаю, слова об успешном выполнении задуманного несколько противоречат общему стилю траурной телеграммы. И требованиям секретности.

– Да, – тотчас согласился король, вычеркнул ненужные слова и поставил подпись:

«Всегда твой любящий брат Georg Rex».

ЕЛЬЦИН ВСПОМНИЛ, что сказал Гольдман, но то было позже, а сначала он не мог отвести глаз молодой женщины потрясающей красоты. Ей было лет тридцать, не больше, она была укутана в полупрозрачную бело-розовую хламиду, вышитую золотой сканью. Приглядевшись, Ельцин без труда рассмотрел ее небольшую, но крепкую грудь, узкую талию и широкие бедра. «Ну, понимаешь, вона какая у них тут мода! Бюстгальтеры не носят! – обалдело осознавал русский президент. – Совсем обнаглели. Будто с порнушного журнала сошла».

Женщина заметила его взгляд и тут же подошла мягким, но решительным шагом. Бокал она взяла с собой.

– Здравствуйте, Борис Николаевич, – сказала она по-русски с едва заметным акцентом, ослепительно улыбаясь и протягивая ему руку. – Как идут ваши дела, как себя чувствуете?

– Ничего, – нисколько не удивившись, буркнул он. – А что, ты меня знаешь?

– Кто же вас не знает. И я знаю. А меня вы не хотите узнать поближе? – спросила красотка, чуть прищурив глаза.

– Нет, – ответил Ельцин. – Б…ство не входит в мои служебные обязанности.

Красотка расхохоталась.

– О, как это сильно и мужественно сказано! – она захлопала в ладошки. – Про вас говорят, что вы такой мужественный. Вы ведь джентльмен, правда? Так говорят о вас все дамы.

– Да, – хмуро подтвердил Ельцин и решил говорить ей «вы». Он огляделся, ощупал взглядом женщин вокруг и спросил:

– А где вы видите здесь дам? Я вижу только одну. Вот эту!

И, подойдя вплотную к красотке, нежно и оттяжкой хлопнул ее по упругой, словно волейбольный мяч, аппетитной попке.

Она даже и бровью не повела. Кровь ударила Ельцину в голову и звоном отозвалась в затылке. «До чего же хороша, чертовка! Что называется – бес в ребро… Нет, надо срочно выпить, иначе погиб», – решил он.

– А Хиллари[5]? – спросила чертовка. – Разве вы не считаете ее дамой?

– Сначала выпьешь со мной, потом скажу, – пообещал Ельцин. Он поманил левой трехпалой рукой официанта и приказал, нимало не заботясь о том, поймет он его или нет:

– Ну-ка гив[6]мне по-быстрому шампанского… Или, стой! У тебя какой-нибудь бабоукладчик есть? – и, усмехнувшись, искоса глянул на женщину.

Официант удивленно поднял брови.

– Как вы сказали, господин президент? – на сносном русском спросил халдей. – «Бабоуклядчик»? Это вино? Или что-то другое?

– Ну! Не понял, что ль? Ликер давай! Амаретту там или еще чего!

Красотка залилась низким бархатным смехом («У, гадина, до костей пробирает», – подумал Ельцин):

– Я всегда знала, что вы шутник, Борис Николаевич! На таких party[7]обычно ликеров не бывает, только шампанское, виски и по особому заказу водка или бренди. Я хочу шампанского.

«Щас получишь», – мстительно подумал Ельцин и приказал официанту: