Скоро они стали недовольны и тем, что Томас явно не желает с ними общаться. В итоге они объединились с Беркли. Одним тихим днем, когда Томас собирался войти в столовую, он случайно услышал голоса своих товарищей по путешествию, звучавшие громче постоянного скрипа шпангоутов:

– Он – родственник самого большого выродка на всех островах, – говорил мистер Беркли. – Он едет туда к нему в гости.

– Правда? – сказал Камерон.

– Нам он ничего не говорил, – сказал Шнайдер. – Мы не смогли вытянуть из него ни слова.

Миссис Беркли подвела итог всего разговора.

– Такой вот он тип, – сказала она. – Никому ничего не расскажет о своих делах.

Томас вошел в столовую, и они сменили тему. Но по усмешке на лице Шнайдера он догадался, что им было наплевать, мог он их услышать или нет.

Две недели каждый день на «Иннисфри» был точной копией предыдущего, не считая редких визитов заблудших дельфинов или акул. Визиты эти заставляли Томаса осознавать, сколь непрочен корпус шхуны.

Капитан Бонни, который дал новое имя этой шхуне в честь своего дома в Ирландии, кажется, проводил большую часть дня, проверяя такелаж и помогая команде заделывать швы: такая работа, похоже, никогда не заканчивалась. Он разрешил пассажирам пользоваться своей личной библиотекой – в основном там были книги, оставленные предыдущими путешественниками; но предложение это заинтересовало лишь Томаса. Его Преподобие читал только Библию, а миссис Беркли сидела рядом с ним, преданно участвуя в процессе. Шнайдер и Камерон играли в шахматы и домино, а если что и читали, то руководства дипломатической службы.

Томас ознакомился с библиотекой в первый же день, как почувствовал себя лучше. Часть каюты Бонни была полностью занята полками с полусгнившими от сырости книгами. Расставлены они были безо всякого порядка. Некоторые оказались техническими справочниками по мореплаванию – возможно, они принадлежали самому Бонни. И во множестве – дешевые детективы и романы. В углу верхней полки стояли четыре самых заплесневевших тома, у которых был такой вид, будто их никогда не открывали. Они назывались: «Изучая ошибки»; «Отель „Паладин“», «Вистериум», «Первый звук корнета». Томас просмотрел первые страницы и понял, почему их никто не читал, – это был ужасный мусор.

К счастью, он наткнулся на три книги – хорошие и в приличном состоянии; старые друзья, к которым он теперь на досуге смог снова зайти в гости: «Анатомия меланхолии» Бертона, «Religio Medici» Брауна и «Левиафан» Гоббса.[5]Он обрадовался, что у кого-то в одном из прошлых путешествий был такой прекрасный вкус.

После визита в библиотеку перспектива путешествия сделалась для Томаса сносной. И действительно, в те бесконечные дни, когда он сидел на палубе и читал, он часто почти забывал, что находится на хлипком паруснике посреди океана. Время от времени он вновь осознавал, почему так любит чтение: оно делает материальный мир, даже его собственное физическое «я», незначительным. Да, оно в самом деле как мысли, как само мышление.

В один незабываемый день, неделю спустя, Томас читал в одиночестве на баке. Он с удовольствием пообедал, несмотря на компанию, и теперь ему хотелось спать под теплый ветер и шелест волн, разрезаемых носом корабля, шедшего по глубокой синеве моря. Читал он «Левиафан». Дошел до пассажа, содержавшего знаменитое наставление Гоббса о том, что «жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, зверина и кратковременна», и восхищался, как столь неприятную идею удалось выразить так прекрасно и незабываемо.

И тут справа по борту он услышал оглушительный всплеск и увидел поразительное зрелище. В каких-то ста ярдах от «Иннисфри» сам Левиафан – огромный черный кашалот – артистично выпрыгивал в воздух и снова нырял в глубину. Он выпрыгнул всего три раза, и воздух стал еще солонее. После третьего прыжка зверь не вынырнул, и поверхность моря осталось гладкой, если не считать нескольких барашков белой пены на воде. Томас смотрел очень долго – ничего. Интересно, кто-нибудь еще на шхуне видел это? На палубе больше никого не было, кроме рулевого за поднятым гротом, а он, похоже, ничего странного не заметил. Кит появился и исчез, как будто его появление было связано только с озарением, посетившим Томаса.

Капитан Бонни предупреждал, что с момента отплытия из Гонолулу «Иннисфри» почти наверняка попадет хотя бы в один сильный шторм, и поэтому необходимо все держать в полном порядке, постоянно заделывать швы и проверять такелаж. Томас нервничал, потому что ему казалось: единственная крошечная спасательная шлюпка не сможет вместить всех пассажиров и команду.

Ему не о чем было волноваться, потому что хотя иногда небо действительно выглядело зловеще, море бушевало и ветер выл в парусах, «Иннисфри» не встретила на своем пути ничего, кроме нечастых мелких неприятностей.

К вечеру четырнадцатого дня пути на южном горизонте появилось пятно, которое со временем превратилось в высокий столб облаков. Еще более темное пятно под облаками постепенно обрело форму: Ватуа, главный остров Мотамуа. К рассвету «Иннисфри» была всего в нескольких милях от берега, и все вышли на палубу и смотрели на горы, окруженные густым зеленым лесом и черным вулканическим песком.

Томас стоял рядом с капитаном Бонни, который, по крайней мере, в тот момент швы не заделывал. Он снял свою капитанскую фуражку. Его тонкие рыжие волосы редели, и сквозь них просвечивал череп, покрытый веснушками от солнца. Томас поблагодарил его за библиотеку.

– Вообще-то некоторые книги были оставлены вашим тезкой, – сказал капитан.

– Моим тезкой? – Томаса это удивило.

– Так точно, – сказал капитан. – Мистер Вандерлинден. За эти годы он несколько раз путешествовал со мной. Очень приятный человек. Вы увидите его?

– Да, – сказал Томас.

– Тогда передайте ему от меня привет, – сказал капитан Бонни.

Шхуна прошла через пролив среди рифов и очутилась в спокойных водах лагуны. Еще несколько парусников стояли на якоре, каноэ скользили по глади бухты, как водомерки. «Иннисфри» пришвартовалась к деревянной пристани, где ждали, чтобы начать разгрузку, несколько мужчин в саронгах. Томас, стоявший на раскаленной палубе со своим чемоданом, никогда раньше не видел настолько непривлекательного места. Рифленые железные крыши на бамбуковых строениях пристани были ржавыми и кривыми. Пальмы, которые на расстоянии казались очень экзотичными, все без исключения побурели от какой-то болезни. Теперь, когда «Иннисфри» остановилась, жара стала настолько сильной, что он чувствовал, как пот катится по его телу под одеждой. Он позавидовал островитянам: их саронги выглядели прохладными и уместными в этой жаре.

Он осторожно ступил на пристань Ватуа. Он забыл, что неподвижность земли после корабельной качки заставит его шататься, и пришлось ухватиться за швартовную тумбу. Томас глубоко вдохнул аромат протухшей рыбы. Ощутил первые укусы москитов, которые висели над всем, как миниатюрные кучевые облака. Он обернулся и посмотрел на «Иннисфри», но никто не обратил внимания на его уход. Капитан Бонни и его команда снимали деревянные крышки трюма. Его попутчики ушли в каюты.