— Был еще проход, но его взорвали или он сам обвалился со временем. Страшилки, которые рассказывают аборигены, тоже вполне понятны, кто-нибудь натолкнулся на старую штольню и начал по твоему примеру плести небылицы. Боюсь только, что в твоем случае это вовсе не безобидное занятие. Кстати, ты можешь сообщить о нашей находке в местный музей, и пусть они голову ломают, что это за хрень такая под землей. Но у тебя ведь другая задача. — Он вдруг остановился и уставился на меня. — Кто и по какой причине убил Олега?

— Я рассказала все, что знала сама, — ответила я устало, крепла убежденность, что через несколько часов я буду в кабинете следователя.

— Даже не знаю, что хуже, — покачал он головой. — Иметь дело с редкой дрянью, которая пудрит тебе мозги, или буйнопомешанной.

К машине мы вернулись, когда начало светать. Я-то думала, мы сразу поедем в город, но Герман, откинув спинку водительского кресла, прилег, сложив руки на груди, и закрыл глаза.

— Что ты собираешься делать? — неуверенно спросила я.

— Подремать немного. И тебе советую. Приключения, знаешь ли, выматывают.

— Почему бы не отдохнуть дома?

— Хочу еще раз увидеть место, где нашли машину Олега, — спокойно ответил он. — Твоя версия, что его убили из-за этой пещеры, полная чушь. Но его убили. А для убийства должна быть веская причина.

— И я ее, конечно, знаю, — невесело усмехнулась я.

— Может, и нет. Возможно, ты просто спятила и рассказывала ему сказки, в которые он свято верил, а потом оказался в ненужном месте в ненужное время. Проверим мою версию. Всерьез взяться за тебя я всегда успею.

Я подумала, что немного отдохнуть и мне не повредит, перебралась на заднее сиденье и свернулась калачиком.

Проснулась я оттого, что джип здорово тряхнуло, я приподняла голову и увидела, что мы движемся по лесной дорожке. Зевнула и потерла глаза. Герман вскинул голову, и наши взгляды встретились в висевшем перед ним зеркале.

— Доброе утро, красавица, — хмыкнул он. — Как тебя все-таки зовут на самом деле?

— Марина.

— Да ну. Тебе бы подошло что-нибудь экзотическое. Или просто редкое, на худой конец.

— Если хочешь, зови Эсмеральдой.

Он засмеялся и досадливо покачал толовой.

— Кто ты такая, я в любом случае узнаю.

— Это и пугает, — нахмурилась я.

— Где-то здесь, — заметил Герман, притормаживая.

Выйдя из машины, он часа два лазил по соседним кустам. С моей точки зрения, в этом было больше упрямства, чем здравого смысла. Я закрыла окна, чтобы мошкара не донимала, и включила кондиционер, решив еще немного подремать.

Наконец Герман вернулся, и мы поехали. Спрашивать, как прошли поиски, было без надобности, по его физиономии ясно: успехом они не увенчались. Согласиться с тем, что время он тратил понапрасну, такой тип не мог, оттого злился, в основном на меня, я старалась не обращать внимания на его ядовитые замечания. И тут он вновь притормозил.

— А это что такое? — спросил хмуро, вопрос, скорее всего, был риторическим, но я все-таки взглянула в окно и место узнала сразу. Заброшенная штольня, возле которой мы останавливались с Павлом, когда отправились вместе со сторожем турбазы на поиски Олега.

— Одна из шахт, которых здесь в избытке, — пожала я плечами.

— Вот как.,. — Он вроде бы пребывал в раздумье, а потом, выбравшись из машины, направился к нагромождению камней. Я не собиралась следовать за ним, уверенная, что, удовлетворив свое любопытство, он вернется очень быстро. Он и в. самом деле вернулся, но лишь затем, чтобы взять рюкзак.

— Штольню давно взорвали, — сказала я. — Там просто яма и ничего больше.

Герман оставил замечания без ответа, а через пять минут я увидела, как он раскидывает бревна, закрывавшие лаз. Криво усмехнулась, но ухмылка почти, сразу сползла с моего лица, я вспомнила, как в прошлый раз вдруг заволновалась собака Николая, хотя до того момента проявляла редкую покладистость. Я поспешила присоединиться к Герману. Под досками, которые он успел откинуть в сторону, оказалась груда камней. Герман досадливо чертыхнулся, решив, что входа в штольню больше не существует, но тут стало ясно: камни лежат на листах ржавого железа. Сдвинув один из них, мы обнаружили глубокую яму. Как видно, опасаясь, что в бывшую шахту могут попасть случайные грибники или животные, вход и завалили с такой тщательностью. Герман смог протиснуть в отверстие фонарь, но ничего не увидел.

— Воняет премерзко, — заметил хмуро, я была вынуждена с ним согласиться. Вряд ли заброшенная шахта должна благоухать, но замечание меня насторожило. И я принялась помогать Герману. Особого толка от меня не было, камни здесь свалены крупные и, как следствие, тяжелые.

Герману потребовалось несколько минут, чтобы освободить от них первый лист железа. Он отшвырнул его в сторону, и мы замерли, стоя у края глубокого колодца. Он уходил метров на десять вниз, но свет доставал до дна, и фонарь нам не понадобился, чтобы увидеть там, на глубине, человеческое тело, слишком маленькое для взрослого. Я завороженно смотрела вниз, успев различить детали: светлое платье, согнутую в колене ногу и темные волосы, закрывавшие лицо.

— Черт, — пробормотал Герман, не менее, чем я, потрясенный находкой.

— Надо спуститься вниз, — пробормотала я. — Вытащить ее оттуда. Вызвать «Скорую».

— Не глупи, — резко оборвал Герман и добавил мягче: — Это труп.

— А если…

— Можешь поверить, мы ей не поможем, — вздохнул он.

Я достала мобильный, Герман перехватил мою руку, когда я набирала номер.

— Куда звонишь?

— В полицию.

— Не советую. Нам придется объяснить, что мы делаем в лесу в такой час и почему заинтересовались шахтой.

— Мы не можем оставить ее здесь.

— Она лежит тут несколько дней. Позвоню позднее, анонимный звонок из телефона-автомата. Это все, что мы можем для нее сделать, — добавил он, возвращая лист железа на место.

Герман ехал на максимальной скорости, которую был способен развить джип на лесной дороге. Машину трясло, мне пришлось держаться за ручку обеими руками, но я терпела, чувствуя, что сейчас куда разумнее помолчать. Наверное, для него это был единственный способ выплеснуть злость, с которой в тот момент он не мог справиться.

Оставшиеся три десятка километров до города мы преодолели за несколько минут. Завидев телефон-автомат, Герман отправился звонить, но тут выяснилось, что у него нет карточки. Карточка нашлась у меня. Он молча взял ее из моих рук, Я осталась в машине, провожая его взглядом. Разговор по телефону длился не более двух минут. Герман повесил трубку и бегом вернулся к машине.

Город жил своей привычной утренней жизнью, люди спешили на работу, пили кофе, бранились в пробках, а у меня было странное чувство отрешенности, точно я находилась за стеклом. Прозрачным, но непреодолимым, разбить которое невозможно и невозможно оказаться там, по другую сторону.