Популярные формы крафта:

Волна qFTL

Порт.

Эн-Порт (Порт многократный).

Мешок.

Инклюзия (Порт Отрезанный).

Декрафтизация («выпарывание» Порта).

Крестокрафт (неравномерный, двойной тензорный крафт).

Крафт-дыра (односторонний сброс энергии).

Транс.

«Построение» черных дыр (см. Колодец Времени)

«Мультитезаурус» (Субкод HS)

Задыхаясь, он наконец упал в траву.

Однако тело помнит, тело обладает автономной памятью, подумал он. Когда-то я бегал. Когда-то я бегал часто и долго, любил бегать. Тело помнит.

И всего через миг, чуть отдышавшись: да хрена там помнит – две, три недели, не старше, взрастили его от простейших белков, ничего оно не помнит, кроме наноматической крови и механических маток.

Анжелика глядела на него из-под крайнего дерева рощи.

– Сказала бы – метров шестьсот.

– Ага, – согласился он. Солнце било в глаза, заслонился предплечьем. – Круг, насколько могу оценить. Но вверху? Там – что? Небо?

– Есть методы, – уверила она. Сидела на вылезшем из травы корне, ножом соскребала что-то с каблука. – Нас взяли в Мешок.

– Этот Мешок… Что-то вроде Порта, полагаю?

– Более-менее. В том смысле, что… я так думаю, они должны были применить нечто подобное. Мы ведь находились внутри Сол-Порта, и всякий Порт, его покидающий, должен иметь авторизацию Совета Пилотов. А мой отец – его член. Совет никогда бы не выпустил Клыки с закрытым Портом сразу после кражи куска Земли. И такие Клыки невозможно спрятать внутри Сол-Порта. Пустое дело. Безумие.

– И что же они, по-твоему, сделали?

– Свернули нас в Мешок. По сути, такой же крафтинг, что и в случае с Портами; только здесь Клыки находятся внутри складки и поддерживают ее отсюда. Так мне это излагали в теории: что есть как минимум два набора Клыков. Один сворачивает пространство вместе с ними самими; второй, тоже свернутый, удерживает нормальный Порт. Понимаешь, пузырь в пузыре, луковица.

– В таком случае, мы находились бы в этом внутреннем Порту.

– Верно. Поскольку – как же иначе?..

В задумчивости Адам помассировал шишку на затылке.

– Ведется ли реестр Клыков, что находятся внутри Сол-Порта? Тогда достаточно провести быструю инвентаризацию, и отсутствующие указали бы виновника. Нет?

Анжелика саркастически рассмеялась.

– Не все так просто, – она вынула и надела черные очки. – Подумай-ка минутку.

Он подперся локтем, заглянул в тень, в которой она укрылась.

– Это что, какая-то загадка? Я в этих ваших супертехнологиях не разбираюсь.

Она надула губы:

– Э. У тебя – все данные. Это очевидно.

Подзадоривала его, развлекаясь его невежеством, он это знал.

И конечно же принял вызов.

– Его доставили контрабандой, в Мешке же! Открыли только на миг похищения. Верно? Я прав?

– Видишь, ты уже ориентируешься.

– Не относись ко мне как к ребенку! – отвел он взгляд. – Это как болезнь. Дефект – не моя вина. Никогда не любил этой манеры сиделок и врачей: сюсюкают с взрослыми пациентами, словно с дошколятами. От подобного так скачет давление, что не удивлюсь, если именно такое сюсюканье привело к паре инфарктов уже в госпиталях.

– Блин, какие мы нервные, уж простите милостиво, господин Замойский.

Он встал и двинулся вверх по ручью, чтобы напиться. Но в мыслях все еще крутил загадку Мешка: вернувшись, атаковал Анжелику снова, с этой стороны.

– Но ведь вы должны ожидать чего-то подобного! В Мешке можно контрабандно провезти как в Порт, так и из него любое число Клыков! Разве у вас нет никаких охранных систем? Хотя бы детекторных – я не в курсе, как оно проявляет себя снаружи…

Анжелика явственно замешкалась с ответом:

– Это не так —

– А как?

Он встал над ней, тень над тенью – и, спрашивая, придвинулся еще ближе. Но опамятовался с полужеста. Отошел под соседнее дерево, оперся о ствол.

Девушка поглядывала на Замойского по-над стеклами. В нем взыграл гнев. Адам ждал, что сейчас она снова снисходительно улыбнется. Но нет, лишь смотрела.

– Что опять?

– Ты все еще пытаешься поймать меня на лжи.

– Что?

– Не веришь в этот мир. Мы тебя обманываем. Не сумею чего-то объяснить и – вуаля! – иллюзия раскрыта!

– Объяснить, не объяснить… Но если уж я вижу очевидные противоречия —

– И что тогда? Давай проведем тест, – она потерла ладони. – Расскажи мне какую-нибудь историю из своей жизни. Любую. Ну. Давай.

– А ты будешь искать в ней противоречия, ага? Большое спасибо. Я и так знаю, что в памяти у меня – дыра на дыре.

– Трус.

– Вот, значит, во что играют дети у иезуитов? В исповеди?

– Трус, трус. Чего боишься? Гребаный ты интроверт. Нужно разговаривать. Ты не знаешь, что помнишь, пока не попытаешься об этом рассказать. Как и не знаешь, что ты на самом деле думаешь на данную тему, пока не начинаешь насчет нее с кем-то ссориться. В одиночестве ты даже в собственных противоречиях не уверен. Думаешь, для чего нужна исповедь? Что, ты никогда к психоаналитику не ходил?

– О, ты уж моим психоаналитиком не будешь!

– Какого тебя узнаю, таким ты и запомнишься.

Короткое замыкание: как реагировать? Он рассмеялся. Она смотрела на него с подозрением. Он замолчал и сел под деревом, глаза ее были за матовой чернотой очков на расстоянии в два маха руки от него.

– Слушают, да? – пробормотал.

– Слушают и смотрят, – согласилась она. – И вообще.

– Время играет не на их стороне. Мы уже не должны бы жить, а?

Она пожала плечами:

– Время тоже можно моделировать Клыками. Есть различные изгибы и отрезы пространства-времени. Это большая отрасль мета-физики. Ее я знаю только в общих чертах.

– Слушают, – повторил он.

– Да.

Наступило долгое молчание. Ни жеста, ни вздоха, ни шелеста одежд – чтобы другой не заметил. Они обоюдно понимали даже собственное стеснение, и были стеснены тем пониманием. Тут преломляется само savoir-vivre, подумал Замойский. Когда возникает угроза жизни, теряют смысл существования любые поведенческие каноны – поскольку каков в них смысл перед лицом конца? Никакого, никакого. А значит, абсолютная свобода.

Но ведь он на собственном опыте убедился, что это неправда!