Даже не наложница. Рабыня.

Безмолвная и безответная.

Я не имею право ни на что.

Да и неизвестно еще, как Бадрид поступит дальше.

Он вполне способен схватить сейчас меня за волосы и развернуть к себе спиной. Грубо вонзиться сзади, не слушая моих криков, не обращая внимания на то, что не имеет для него никакого значения.

Или развернуть к себе лицом. На коленях.

И грубо вдолбиться прямо мне в глотку, раздирая внутренности…

Я не имею права. Ни на что.

И все же я всхлипываю.

Даже эти мысли не сбивают этих диких, безумных, нежных волн наслаждения, что накрывают меня с головой. Снова и снова. Все больше. Все ярче.

— Да, — хрипло, рвано выдыхает Бадрид, разрывая эту сладкую, безумно, бесконечно сладкую пытку.

Поднимает на меня горящие глаза.

Уже без ярости.

Но дикая сила какая-то просто плещет из них.

Заставляя меня сжаться. И тут же распахнуться одновременно.

Замереть. Чувствуя, как гибну. Как тону в этих глазах.

В них страсть. Такая дикая. Такая одержимая, что опаляет.

Бьет наотмашь.

Заставляет дрожать мелкой дрожью под его тяжелым огромным сильным телом.

— Такая, — глухо хрипит Бадрид, проводя ладонью по моей щеке. — Именно такая…

Я замираю.

Лучше молчать. Не спрашивать, что он имеет в виду.

Да и не смогла бы выговорить ни слова.

Дыхания нет. Оно давно забилось где-то в горле.

Миг, — и он неистово, жадно опускается ртом на мой подбородок.

Не целует, — пронзает каждым поцелуем. Вниз.

По шее.

С глухим рычанием обхватывает мои груди, сдавливая их всей ладонью.

Сжимает пальцами потвердевший, каменный сосок, и я взрываюсь.

Разум улетает.

Перед глазами вспышки.

Снова и снова.

Все ярче и ярче, пока он перекатывает мой сосок, сжатый с силой его пальцами. Сдавливает сильнее и чуть приотпускает. Продолжая выкручивать.

И я стону.

Стону уже в голос.

Позабыв обо всем на свете, о том, что должна быть неподвижной и безмолвной. Только исполнять его приказы и команды.

О том, что могу сейчас этим его разозлить.

Стону, чувствуя, как кулаки сами сжимаются.

Мучительное, бешенное, запредельное томление охватывает всю. Насквозь.

Сама распахиваю под ним дрожащие бедра шире.

Не соображая уже ничего, трусь о его плоть.

О его горячий огромный член, что дергается в нетерпении.

Разбухший. Я даже ощущаю надутые вены, что туго оплетают его.

О. Боже.

Это запредельно.

Он опускается ниже. К животу.

Ударяет насквозь. Въедается под кожу губами, уже обеими руками сжимая мою грудь, выкручивая соски.

Это лихорадка.

Меня трясет. Подскакиваю над кроватью.

Как жар. Как болезнь. Весь разум вылетает напрочь.

Тело ломит. Но оно снова и снова тянется к нему.

Ломит, от жажды, дикой, одержимой жажды получить больше. Прочувствовать эту сладкую пытку сильнее. Сильнее. На максимум!

Он опускает руку вниз.

Раздвигает нежные, уже подрагивающие, истекающие соком складочки, и я вцепляюсь в его запястье, застонав.

Это слишком.

Это ударом тока насквозь. До глаз.

Одно прикосновение Бадрида там, и мое тело прошибает такой невероятной силой, что я сейчас, кажется, просто умру!

Но он просто откидывает мою руку.

Прижимает сильнее.

Скользит.

Уверенно и упрямо с силой скользит всей ладонью, обхватив все мое естество.

Я изнемогаю.

Я не выдерживаю.

Все до дикости распухло. Стало таким чувствительным, что каждое прикосновение за гранью.

— Бадрид…

Шепчу, кусая губы от невыносимых ощущений.

— Бадрид…

И даже не знаю, о чем прошу.

Если прекратит, я умру так же, как если он будет продолжать.

Острыми вспышками тело подбрасывает над постелью снова и снова.

Оно уже не принадлежит мне. Оно больше не мое.

Вся в его руках. Вся в его власти.

И он…

Он подчиняет его себе так, как умеет только он.

— Тихо, девочка. Еще не время.

Его низкий хриплый голос бьет прямо внутрь.

Он будто прикасается к каждому нерву. Ударяет по нему с силой.

Заставляет все тело зазвенеть от невыносимого напряжения, как и от его ласк.

Раскрывает пальцами нижние губы. Резко раздвигает створки.

Продолжает растирать ладонью все внутри.

И я прокусываю губы до крови.

Ногтями впиваюсь в ладонь.

Я уже ничего не вижу. Только красное марево перед глазами.

И одержимо бьюсь в экстазе, захлебываясь в собственном крике, когда он резко сдавливает до одури дергающуюся и пульсирующую горошинку моего клитора, одновременно резко толкнувшись пальцем прямо внутрь.

Я ору.

Ору так дико, как не могла бы никогда себе позволить!

Но это безумие.

Меня просто нет.

Я рассыпаюсь на осколки, чувствуя, как лечу в самую пропасть.

Разбиваюсь. Насмерть. Теряю себя.

Чувствуя при этом такое облегчение, как будто наоборот, только рождаюсь, а не умираю…

— Такая сладкая… Такая узкая и нежная…

Хрипло шепчет Бадрид, снова лупя по оголенным нервам своим невозможным голосом.

Он будто стреляет в меня. Каждым своим звуком.

Прямо внутрь. Насквозь.

Все внутри еще горит. Пульсирует. Бьется в сладких судорогах изнеможения. В голове дурман.

Но новые ощущением накатывают еще с большей силой.

Его пальцы все еще у меня внутри.

Дергающийся судорожно клитор прижат пальцем.

Он прижимает сильнее.

Не дает мне выдохнуть. Очнуться. Прийти в себя. Набрать воздуха.

Толкается внутрь, и я чувствую, какая я там мокрая.

Неприличный, хлюпающий звук заставляет меня сжаться. Кажется, подо мной натекла самая настоящая лужа.