— Приятно видеть вас не в черном. Хотя предпочел бы сиреневый или ярко-сапфировый цвет.

Опустив на себя глаза и осознав, что тонкая хлопковая ткань скорее подчеркивает, чем скрывает каждый изгиб ее тела, Элизабет почувствовала, что краснеет. И, повернувшись, протянула руку за голубым шелковым халатом, но Рис перехватил его и осторожно отобрал у нее.

— Он тебе не нужен. Я видел твою прелестную грудь много лет назад, если помнишь. Хотя предпочел бы увидеть тебя без всего.

Элизабет стояла в неподвижности, загипнотизированная огнем голубых глаз и подобием улыбки, слегка приподнявшей уголки его губ. У нее участилось дыхание. В странном оцепенении она видела, как он наклонился и нашел ртом ее губы.

Она не поняла, как все произошло, как оказалась вдруг в его объятиях. Чувствовала только, что он целовал ее с ленивой неторопливостью, как будто ему принадлежало все время мира, как будто он хотел, чтобы поцелуй этот длился вечно.

Ее закружил шквал ощущений, вызвав быстро разрастающееся желание. Его губы, оказавшиеся мягче, чем она представляла, слившись с ее губами, согревали ее и, владея ею, одновременно брали и давали. Они то упрашивали, то требовали, то наступали, то отступали, предлагая раскрыться и дать ему доступ, пока она не осознала, что у нее нет выбора. Его язык вторгся в ее рот и, лаская, взывал к ответной реакции.

Элизабет всхлипнула и молча велела себе остановить его и заставить выйти из комнаты. Но руки сами обхватили его за шею, а пальцы погрузились в шелковистые черные волосы. На нем были лишь облегающие черные брюки и рубашка с длинными рукавами. Сквозь тонкую ночную сорочку она чувствовала его худощавое крепкое тело, бугры и переплетения мышц на груди и животе и мощную плоть, красноречиво говорящую о его желании.

Наверное, она должна была испугаться. И наверняка испугалась бы, если бы в его поведении было хоть что-то пугающее. Но были лишь нежные поцелуи, сладкие и соблазнительные, глубокие и всепоглощающие, кружившие голову. Был только жар их тел и неистовое влечение, которое она всегда к нему испытывала.

Элизабет застонала и, прильнув к нему, откинула назад голову, открывая шею. Он покрывал ее поцелуями и легонько теребил зубами мочку уха. Ее трясло, кровь в жилах кипела…

— Рис…

Загорелые пальцы расстегнули пуговки на ее ночной сорочке. Раздвинув половинки лифа, он прокладывал дорожку губами к ее плечу. Его поцелуи обжигали кожу, тело исходило желанием.

Он опустил сорочку пониже, открыв грудь, и взял в рот сосок. У нее подогнулись ноги. Рис подхватил ее, чтобы она не упала, обвив стальным обручем руки ее талию.

— Спокойно… — прошептал он.

Элизабет прильнула к нему. Ее сердце громко стучало.

— Господи, Рис…

Продолжая осыпать ее поцелуями, он умело нежил ее грудь, разжигая в теле пожар. Неожиданно для себя Элизабет обнаружила, что переместилась вместе с ним к краю кровати. Ее ночная сорочка сползла до пояса, и он взял в ладони ее пышную грудь. Отдав должное каждой из них, он обхватил ее за ягодицы и плотно прижал к своим бедрам, давая ощутить всю полноту и твердость своего вожделения.

Ее сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Тело горело огнем. Нужно остановить его — она знала, что последует дальше. В памяти всплыли воспоминания. Отвратительные картины боли и унижения.

— Прекрати! — крикнула она, пытаясь освободиться. — Прекрати, Рис! Пусти меня!

Элизабет не была уверена, что он это сделает. В конце концов, он мужчина, а мужчины всегда берут то, что хотят. Он тяжело дышал, и его глаза полыхали жарким голубым пламенем. Но постепенно он овладел собой.

— Но ты же хочешь этого, Элизабет. Хочешь не меньше меня.

Дрожа, она натянула на себя рубашку, прикрывая наготу.

— Ошибаешься. Я… я не этого хочу. Чувства… чувства, которые мы когда-то друг к другу испытывали, прошли. Прошу тебя уйти.

Линия его подбородка затвердела.

— Ты женщина, Элизабет. Это не изменилось. Ты можешь отказывать своему телу в удовлетворении, но его потребности от этого не исчезнут.

Элизабет прикусила губу. Даже если он прав, это не имеет значения.

— Спокойной ночи, Рис.

Его холодный как лед взгляд в последний раз скользнул по ее телу, рот искривился.

— Спокойной ночи, миледи, — поклонился он с усмешкой. И ушел.

Элизабет продолжала смотреть туда, где он только что стоял. Ее кожа от его прикосновений и поцелуев горела. Отяжелевшая от ласк грудь еще хранила память о его горячих губах, а в теле пульсировало желание.

Он сказал правду. Даже после всех этих лет она все еще хотела его.

Но слишком многое произошло за это время. Ужасные воспоминания об Эдмунде и его жестокости никогда не сотрутся в ее памяти.

Все же… она не могла не задуматься. А может быть, с Рисом было бы все иначе?

Даже ее первый неловкий опыт в ту ночь в карете был лучше, чем все последующее с Эдмундом.

Но она не отчаялась рискнуть.

Рано или поздно ей придется сказать ему правду.

Рис возненавидит ее.

И никогда не простит.

Рис закрыл дверь своей большой спальни, с трудом сдерживаясь, чтобы не хлопнуть ею со всей силы. Проклятие!

Сегодня это был всего лишь пробный камень. Не в состоянии уснуть, он спустился в свой кабинет, потом, по прошествии нескольких часов, возвращаясь к себе, увидел пробивающийся из-под ее двери свет.

Видя, что и она, как он, не спит, он постучал, думая, что ограничится одним поцелуем, и все. Требовать большего он не собирался и не стал бы, если бы она не отреагировала с такой страстностью.

Уже в пору юности и невинности проявлялась страстность ее натуры. И это пламя, безусловно, осталось в ней, но оно таилось так глубоко, что он сомневался, сумеет ли когда-либо выпустить его на свободу. Он всего лишь хотел пробудить в ней чувственность, но его собственное желание вышло из-под контроля. И в тот момент, когда Элизабет попыталась его остановить, он не был уверен, что сможет остановиться.

Он был готов изнасиловать ее, сорвать тонкую ночную сорочку и зарыться в ее тело.

Он хотел ее так сильно, как не хотел ни одну женщину на свете.

Наверное, он и не остановился бы и продолжил штурм, если бы она не посмотрела на него своими большими серыми глазами раненой лани. В них было что-то, чего он не понял. Что-то, вызвавшее желание защитить ее. Даже от самого себя.

Тысяча проклятий!..

Но это ничего не меняло. Он не собирался отказываться от мысли овладеть ею. Он знал, чего она хочет и что ей нужно, хотя сама она этого не знала. И он намеревался дать ей это.

Только времени уйдет, вероятно, немного больше, чем он рассчитывал.