А однажды настал тот день и час, когда я подошел к журнальной стойке в каком-то аэропорту и на обложке “Ньюсуика” увидел Росса Локхарта с двумя другими божествами финансового мира. Костюм в тонкую полоску, новая, стильная прическа. Захотелось рассказать Мэдлин, что баки у него теперь как у серийного убийцы, и я позвонил ей. Трубку взяла соседка – женщина с тростью, четырехногой металлической тростью, и сказала: у мамы случился удар, приезжай скорее.

В воспоминаниях действующие лица закреплены на своих местах, не то что в жизни. Я в кресле с книгой или с журналом, мама сидит и смотрит телевизор без звука.

Жизнь состоит из будничных событий. Мама знала это наверняка, а я усвоил лишь со временем – меня этому научили годы, прожитые с ней. Не из падений и взлетов. Я вдыхаю мелкую изморось воспоминаний и осознаю самого себя. Что раньше было непонятным, теперь, очевидно, отфильтровано временем – мой уникальный опыт, недоступный другим, даже частично, никому, никогда. Мама собирает роликом ворсинки с пальто, я смотрю на нее. Как объяснить, что такое пальто, думаю. Что такое время, что такое пространство.

– Ты бороду сбрил. Я даже не сразу заметил. Только начал к ней привыкать.

– Мне нужно было кое-что обдумать.

– Так.

– Обдумать один сложный вопрос. Я думал долго. И наконец понял. Понял, что должен сделать. Нашел единственно верное решение.

– Так.

Росс в кресле, Джефф на банкетке – двое мужчин беседуют, оба напряжены, а за стенкой Артис готовится к смерти.

– Я уйду вместе с ней, – сказал Росс.

Понял ли я сразу, едва взглянув на него, что это значит? И только притворился озадаченным?

– Уйдешь вместе с ней.

Мне нужно было это повторить. Уйдешь вместе с ней. Интуитивно я чувствовал, что сейчас должен думать и говорить, не забегая вперед.

– То есть, когда ее заберут, ты отправишься вместе с ней и будешь там во время самой процедуры. Чтобы за всем проследить.

– Я уйду вместе с ней, присоединюсь к ней, разделю ее участь, буду рядом.

Одному из нас потребовалось время, чтобы снова заговорить. От невероятной мощи, стоявшей за этими словами, да просто от того, что они вообще были произнесены, все во мне перевернулось.

– Я тебя понял. И, наверное, о многом должен спросить, но почему-то не хочу.

– Я долго это обдумывал.

– Ты уже говорил.

– Жизнь, которая настанет без нее, мне не нужна.

– Так ведь, наверное, все думают, когда умирает близкий человек, тот, к кому ты прирос?

– Но я такой как есть и не могу иначе.

Очень мило, с ноткой обреченности.

Опять долго молчали, Росс глядел в никуда. Он уйдет вместе с ней. И зачеркнет все, что когда-либо делал и говорил. Превратит свою жизнь в анекдот, а может, мою. Столько он готов заплатить за спасение? Этот человек, который всю жизнь приобретал, управлял чужими капиталами и накапливал собственный, великий рыночный аналитик, владелец художественных коллекций, островных резиденций, реактивных самолетов суперсреднего класса, решил таким образом очиститься? Или у него кратковременное помутнение рассудка с далеко идущими последствиями?

Что еще?

А может, это просто-напросто любовь? Самоотвержение, громкие слова… Имеет ли право произносить их он, человек с фальшивым именем, муж наполовину и вечно отсутствующий отец? Хватит патетики, сказал я себе, хватит разгонять свою обиду. Человек с его возможностями готов стать подопытным экземпляром, отправиться в подземное хранилище, в холодильник, в капсулу, а мог бы прожить еще лет двадцать.

– Не ты ли читал мне лекцию о скоротечности человеческой жизни? Нашу жизнь можно измерить в секундах. А теперь сам же ее обрываешь, добровольно.

– Я хочу закончить одну версию своей жизни и перейти к другой, гораздо более продолжительной.

– В текущей версии, ты, полагаю, регулярно проходишь медосмотр? Ну само собой. И что говорят доктора? Или только один доктор, хромой человечек, у которого пахнет изо рта? Он, наверное, сказал, у тебя что-то серьезное?

Отец отмахнулся: ерунда, мол.

– Послал тебя на обследование, одно, второе. Легкие, мозг, поджелудочная.

Он посмотрел на меня и сказал:

– Один умирает сам по себе, а другому приходится. Так ведь бывает, правда?

– Ты здоров.

– Да.

– И уходишь вместе с ней.

– Да.

Нет, я все-таки хотел найти прозаический мотив.

– Вот что мне скажи. Ты, может, преступление совершил?

– Преступление?

– Грандиозную махинацию провернул. В твоей сфере деятельности такое ведь сплошь и рядом? Вкладчиков облапошил. Что еще? Большие суммы денег переводил незаконно. Что еще? Не знаю даже. Если человек хочет исчезнуть, должны же у него быть причины?

– Прекрати ты эту идиотскую болтовню.

– Ладно, прекращаю. Еще только один идиотский вопрос. Ты ведь должен умереть прежде, чем тебя заморозят?

– Здесь есть специальный блок. Ноль К. Как раз для пациентов, которые сами изъявят желание, скажем так, перейти на следующий уровень.

– Иными словами, тебе помогут умереть. Но в данном случае, в твоем случае, пациент даже не болен.

– Один умирает сам по себе, а другому приходится.

Снова помолчали.

– Очень необычное ощущение. Смотрю на тебя и пытаюсь осмыслить: ты мой отец. Правда ведь? Я сейчас смотрю на своего отца.

– Что для тебя необычно.

– Человек, произносящий все эти слова, мой отец. Правда ведь? И он говорит: уйду вместе с ней. “Я уйду вместе с ней”. Правильно?

– Да, твой отец. А ты мой сын.

– Нет-нет. К этому я еще не готов. Ты слишком спешишь. Пока еще мне бы осознать тот факт, что ты мой отец. Твоим сыном я пока не готов быть.

– Может, тебе стоит это обдумать.

– Дай мне время. Я, пожалуй, смогу начать об этом думать, но позже.

Такое было чувство, что я вышел из тела. Вроде понимаю свои слова, но, кажется, не произношу их, а просто слышу.

– Сделай одолжение. Себе самому, – заговорил Росс. – Послушай, что я хочу сказать.

– По-моему, тебе промыли мозги. Ты стал заложником этого места. Поклонником культа. Разве не видишь? Старорежимный фанатизм какой-то. Только один вопрос. Есть тут харизматический лидер?

– Я позаботился о твоем будущем.

– Ты меня просто добил. Хоть понимаешь это?

– Ты будешь обеспечен. Принять или отказаться – решай. Но завтра ты уедешь отсюда, зная это. Машина заберет тебя в полдень. Насчет перелетов я договорился.