Тик замечает его и облегченно выдыхает:

— Мистер Винс! Вас не было и… я не умел делать пышки с кленовым сиропом и… я… не знал…

Винсу приходит в голову, что, закончив пекарские курсы, он за два года не пропустил ни одного дня в «Пончике». С понедельника по субботу, целых два года. Он должен был научить Тика, чтобы тот мог хотя бы один день в неделю работать самостоятельно. Но Винсу все время казалось, что парнишка еще не готов. Поэтому шесть дней в неделю, шесть часов в день почти два года он трудился каждую минуту каждой смены. Владельцы, нанимая его, говорили что-то об отпуске. Но Винс никогда его не брал. Куда ему ехать?

Тик встает.

— А теперь будем делать кленовые пышки?

— Нет, — отвечает Винс. — Сегодня я работать не могу. Извини, Тик. Мне нужно уехать из города. На… похороны.

— Хреново дело. Кто-то умер?

Винс идет в чулан и переворачивает ведро для мытья полов.

— Обычно именно из-за этого и затевают похороны, Тик.

Он встает на перевернутое ведро и отодвигает потолочную плитку. Оттуда он забирает ключ и пустой желтый конверт из манильской бумаги.

— Жди здесь, — говорит он. — Я спущусь вниз.

Вниз можно попасть через люк. Винс спускается по приставной лестнице в тесное темное пространство — нечто среднее между подвалом и погребом. Он дергает за веревочку, и одинокая лампочка освещает грязный пол и стены фундамента. На полу захлопнувшиеся мышеловки, мешки из-под цемента и старые стаканчики из-под кофе, в дальнем углу свалены жестяные банки из-под растительного масла, ящики из-под муки и мешки из-под сахара. Винс разгребает мусор, находит старый угольный желоб, открывает его, далеко засовывает в него руку и вытаскивает закрытую на висячий замочек металлическую коробку, размером с небольшую обувную. Он оглядывается через плечо и открывает замок ключом. Пятидесятидолларовые купюры сложены одна к одной. Давненько он не пересчитывал… впрочем, к чему лукавить: 30 550 долларов. Он держит счет в уме.

Винс вынимает пачку купюр и начинает считать, кладет их стопками по двадцать штук, скрепляет каждую резинкой, отсчитывает десять стопок, затем кладет деньги — 10 000 долларов — в желтый конверт и засовывает его за пояс. Берет еще десять полусотенных и кладет в карман. Закрывает коробочку, убирает назад в угольный желоб и заваливает вход пустыми мешками. Наверху Тик стоит в кухне там, где Винс его оставил, смотрит на куски теста и миски с глазурью.

— Послушай, — начинает Винс, подойдя к Тику близко-близко. — Это важно. Сегодня тебе придется печь пончики самому. Тебе и Нэнси. Она придет через пару минут. Ты справишься. Так?

Тик кивает.

— Позднее сюда придут люди, — продолжает Винс. — Будут искать меня. Не ври им. Скажешь, что я был здесь и ушел. Не умничай с ними. Не выдумывай ничего. Отвечай как можно проще. «Винс был здесь. Потом ушел. Куда — не знаю».

— Не волнуйтесь. — Тик начинает быстро кивать. — Если эти говнюки попытаются остановить меня, е-мое… я втяну яйца и отработаю пару приемчиков тейквондо на их задницах.

— Нет. Тик, послушай меня. Ты должен сосредоточиться. Никакого тейквондо, никакого сопротивления. Давай соберись.

Тик затихает и убежденно кивает.

— Да, буду тише воды ниже травы.

— Я верю в тебя, — говорит Винс и похлопывает парня по плечу. — Слушай, хочу тебя еще кое о чем попросить. — Он вытаскивает пачку полусотенных из-за пояса и отделяет две купюры. — Это тебе.

— Без балды?

— А это, — он протягивает Тику оставшиеся восемь полусотенных, четыреста баксов, — для моей подруги. — Винс записывает адрес. — Ее зовут Бет Шерман. Эти деньги отнеси ей. Ладно? Только никому об этом не говори.

Он идет к задней двери, высовывается и озирается по сторонам.

— Вы вернетесь, мистер Винс?

— А то, — отзывается Винс. Оборачивается и выходит в переулок.

Недостаток сна не должен иметь такую власть над человеком. У него ведь нет собственных свойств. Это просто пробел, отсутствие, как недостаток секса или воды, или любая другая пустота. По улочкам и переулкам Винс крадется от машины к машине, останавливается, чтобы оглядеться в каждом промежутке. Ему хочется просто лечь и закрыть глаза. Уснуть. Всего лишь на минутку. Он глядит на свою красную рубашку на пуговицах и черные слаксы, в которых вышел из дому накануне вечером. Арифметика дается ему с большим трудом, чем следовало бы. Так, посмотрим. В последний раз ты лег в постель во вторник вечером после предвыборных дебатов. Проснулся в среду ночью, в два часа. А сейчас… 6:40 утра. Четверг. Получается почти двадцать девять часов без сна.

Он проделывал это тысячу раз. Сутки, а то и двое не ложился спать. Так почему же сейчас настолько устал? Подъем и падение уровня адреналина. Или еще что-то? Винс обдумывает слова Бет, умышленную лживость ее тона — «Приедешь, когда я буду продавать следующий», — зажмуривается и резко открывает глаза, ступая по переулку за Спраг-авеню. Наконец он выходит на авеню и замирает как вкопанный, увидев на стоянке у магазинчика «Фото на паспорт и сувениры Дага» две полицейские машины с антеннами и две следовательские. Перед входом в магазин натянута пластиковая полицейская лента. Он подбирается ближе и заходит за ленту, чтобы рассмотреть, что происходит внутри, за большой стеклянной витриной. Два детектива размахивают руками в резиновых перчатках. Винс опирается на холодный капот полицейской машины.

Дверца открывается.

— Возвращаемся на место преступления?

Винс выпрямляется. Из патрульной машины выходит тощий парень лет двадцати семи — двадцати восьми в куртке поверх рубашки с галстуком. В руке он держит пластиковый стакан с кофе. Арифметика простая. Полицейский. Не в форме. Детектив. На макушке волосы редеют, на затылке еще густые. Завиваются у ворота. Он улыбается приветливо и нагловато.

— Что, простите? — переспрашивает Винс.

Детектив чавкает жвачкой.

— Ну, знаете, так говорят. «Преступник всегда возвращается на место преступления». Правда, глупо? Не думаю, что такое бывает на самом деле. Зачем вам возвращаться? Ностальгия?

— Понятия не имею.

— А вы бы вернулись?

— Я?

— Если бы убили владельца этого магазина вчера вечером, вернулись бы сюда утром? Я бы точно не вернулся.

Винс чувствует на себе пристальный взгляд молодого полицейского. Услышав, что Даг убит, он старается не выдать своих эмоций: ни горя, ни удивления, ни отсутствия горя или удивления. Но мысленно представляет Рея на заднем сиденье и только теперь понимает, что должно было случиться с ним накануне вечером. И еще одна мысль: Даг мертв. Из-за Винса. Ему ужасно жаль Дага, но в голове моментально щелкает: шестьдесят один. Винс ощущает себя попавшим в ловушку выражения собственного лица. Изобрази грусть, и следак тут же спросит, был ли ты знаком с Дагом. Не показываешь удивления — не потому ли, что ты прикончил его? Винс старался выглядеть заинтересованным, но спокойным. Так же, как любой человек, обеспокоенный тем, что в округе творится беззаконие.